— Чем ты его… так…
— Диплацин, — коротко и будто бы спокойно ответил Хаус, снимая с себя носки и надевая их на босые ноги Лизы Кадди, — почти кураре. А тебе я дал один известный в народе стимулятор, пирогенал, чтобы ты не подцепила открытый туберкулез этого типчика и не отморозила свои симпатичные нижние конечности.
— От…откуда у тебя диплацин? — прошептала Кадди, пока он растирал ее плечи, — тебе что… твоя нога настолько…
Она не закончила, когда Хаус мгновенно вскипел, не в состоянии прикидываться отстраненным наблюдателем событий.
— У меня всегда нога! — заорал он, — и всегда настолько! Женщина, ты…
Грег прижал Кадди к себе, а потом, наверное — целовал ее, пока Лиза плакала — беззвучно. Сотрясаясь от молчаливых рыданий, она только крепче цеплялась за него, как утопающий за соломинку, и ничто в мире не заставило бы Кадди отпустить куртку Грегори Хауса. Но можно было также и утверждать, что уж Хаус точно не отпустил бы Лизу, даже если бы вокруг взрывались бомбы. Он покачивал ее, как будто маленького ребенка, которого хотел утешить — если бы в голову Хаусу приходила когда-нибудь мысль утешать детей.
— У тебя шок, — тихо и внятно говорил ей в ухо Грег, — шок и истерика. Скоро пройдет. Надеюсь, быстрее, чем синяки на чьей-то попе, — она всхлипнула — это была улыбка сквозь слезы, — ну что поделать, выглядишь ты хреново. Только не начинай ныть, что платье стоило семьсот долларов, и с каблуками пришлось расстаться!
— Ты идиот, — плакала Лиза, — идиот! Его дружки сейчас вернутся!
— О, скажешь, одной здоровой я их не запинаю? А там еще Форман подтянется и старик Джим.
— Рейчел с Кэмерон? — привстала Лиза, и Хаус, увидев, что она немного начала приходить в себя, тут же достал мобильник.
— Форман, — услышала она сердитый голос Хауса, — я нашел ее. Вроде почти цела. Не будь идиотом! Я знаю, что там пробка.
— Я вызвал полицию, — сокрушенно прозвучало в телефоне, — но даже с эвакуаторами… у них уйдет больше часа точно. К тому же они идиоты, и полчаса записывали, как вы выглядите, и где находитесь.
Хаус поднялся на ноги, поднимая Кадди за собой.
— Но я уже позвонил Уилсону, — добавил Форман, — вы проедете пять миль на северо-запад? Там дорога-дублер, он будет ждать.
— Гений, блин, — ругнулся Грег, и отключился.
Он поднял Лизу на ноги. С дороги раздалось гудение сигнала. Хонда возвращалась.
— Дерьмо! — взвыл Хаус, — идти можешь?
— Могу, — кивнула Лиза, не будучи уверенной в ответе.
Ноги болели ужасно ниже колена, но выше она их почти не чувствовала. Она с ужасом представила, как, должно быть, живется женщинам с бьющими мужьями. Кадди чувствовала себя так, словно по ней проехался трактор.
— Вау! — вдруг сочно причмокнул Хаус сзади, — нет-нет, погоди, отсюда на твой зад обалденный вид!
Лиза не смогла сдержать нервного смешка. «Пусть шутит, — просила она про себя, словно молясь, — пусть язвит. Пусть обзывается, доводит меня, издевается — просто пусть он будет рядом».
Им пришлось петлять по темному лесу до мотоцикла. Все это время Грег говорил. Сам на себя досадуя, нес всякую чушь, подколами не давая Кадди потерять нить разговора, и себе — потерять сознание от боли. Хаус размышлял над тем, как найти в себе сил вытерпеть еще — полмили до мотоцикла, пять миль — до Уилсона, потом двадцать до города…. «Если будет совсем плохо, — решил он, — придется обезболиваться косяком». И хотя он сам себя уверял, что сможет вытерпеть эту, в общем-то, недолгую прогулку, долго заниматься самообманом Хаус не смог.
Лиза споткнулась. Грегори Хаус старался не думать о том, что ей пришлось пережить. Он был готов увидеть ее в любом состоянии. Не хотелось даже и думать, что кто-то мог до нее дотронуться и пальцем, или даже — Хаус медленно выдохнул — изнасиловать. Лиза Кадди была жива, и это единственное интересовало Грега сейчас. Он посадил Лизу впереди себя на мотоцикл, надеясь — глупо, конечно — что почувствует себя лучше, пока Кадди будет прижиматься к его груди, спасаясь от ливня и ветра.
Уилсон ругался матом.
Ругаться он не умел и не очень любил. Единственным человеком, доводившим его, косвенно или прямо, до необходимости материться, был Грегори Хаус. Но сейчас Джеймс Уилсон был переполнен тревогой за лучших друзей, и волновался настолько сильно, что вынужден был постоянно доставать еще одну таблетку валидола. «Я перенимаю у него только худшее, — подумал он отрешенно, — лучше б жвачку жевал». Внезапно дорога оказалась поделена на два берега сплошным грязевым потоком.
Уилсон достал телефон.
— Хаус, — разворачиваясь, сообщил он, — не получится на пересечении. Проезжай дальше.
— Куда дальше? — осведомился Грег с издевкой, — стою на краешке откоса, дорога сворачивает направо. Тебя тут нет, или у меня инверсивные галлюцинации?
Уилсон сверился с навигатором. Его худшие опасения подтвердились.
— Хаус, тебе налево по проселку через овраг.
— Полоса препятствий? Спасибо, друг. Тебе не кажется, я для скаута староват?
— Тебе придется оставить мотоцикл! — с отчаянием в голосе добавил Уилсон. В трубку донеслось подозрительное сопение, — там сплошные заросли.
— Отлично. Запишусь в команду по легкой атлетике на следующие Олимпийские игры.
Короткие гудки. Уилсон развернулся, и принялся объезжать овраг, поросший орешником и боярышником. Уилсон мог бы прогуляться здесь в солнечный денек. Однако одно дело — Джим на двух здоровых ногах в хорошую погоду, и совсем другое дело — хромой Грег с обессиленной женщиной на руках и почти миля по кустарнику и оврагам напролом во время вселенского потопа.
Уилсон с тревогой посмотрел на небо, затем на показания термометра. За окном было сыро, шел дождь, дул ветер, и температура опустилась до двенадцати градусов.
— Поиграем в сто вопросов? — предложил Хаус Кадди, со стоном поднимаясь с какого-то бревна, — чур, я первый! Ты сутки ноги не брила — почему не шершавые?
Кадди выдохлась. Посмотрев на свои многострадальные ноги, она поняла, что все гораздо хуже, чем можно было подумать сначала: помимо того, что носки Хауса и ее сломанные шпильки не могли заменить нормальной обуви, бедра болели все сильнее. Она боялась, что где-нибудь порвалось сухожилие или мышца, хотя понимала, что сама себе диагноз поставить не может даже приблизительно — вместо ног просто была горячая красная боль. Ей казалось, они уже вечность идут сквозь сырой и темный лес, и конца ему не будет вообще.
— Иди вперед, — подтолкнул ее к едва виднеющейся тропинке Хаус, — твое экстравагантное мини — достаточный стимул, чтобы двигаться. Да, «стимул» — так я теперь буду именовать твою корму. Кадди!
Он внезапно задрал остатки ее платья вверх.
— Он тебя насиловал? — спросил Грег тихо. Лиза помотала головой, — месячные?
— Порезалась попой об гвоздь, когда вылезала, — объяснила Кадди. Хаус выдохнул, продолжая разглядывать ее ноги с разных ракурсов.
Он не хотел говорить Кадди, царапина на ягодице — ерунда по сравнению с глубокой, идеально ровной раной, как от удара ножом, на правом бедре. «Этот козел ударил ее ботинком», — понял Хаус, лихорадочно раздумывая, что делать дальше. Шок и холод не позволяли Лизе почувствовать боль. Она приписала ощущение горячей крови, стекающей по ногам, царапине. «До Уилсона не больше трети мили, — повторял Грегори Хаус про себя, чтобы успокоиться, — только бы она не свалилась раньше!».
Через сто шагов они оба были вынуждены опять остановиться. Лиза смотрела на Хауса, и понимала, что было глупо рассчитывать на него в качестве спасителя. Он сам едва держался на ногах. Грег пошарил по карманам, и вынул откуда-то съеденную наполовину шоколадку.