К нему все внимание. Никаких разговоров. Тишина. Лишь щелкает при каждом скачке стрелка на больших секундных часах.
Василий Васильевич не может понять, почему командир не волнуется. Он напоминает ему школьного учителя математики: бритоголовый, коренастый, в мягкой домашней куртке. Математик всегда был спокоен, даже на контрольных, когда весь класс тихо бурлил. Математика еще можно было понять. А этот невозмутимый командир, разве он мог быть уверенным, что в ракете ничего не испортится?
И вот командир сказал:
— Приготовиться! — И стал считать вместе с секундной стрелкой: — Пять… Четыре… Три… Две… Одна… Старт!
На экране телевизора зрители увидели, как яркая вспышка осветила ракету снизу и клубы дыма окутали ее тело. Вслед за тем прилетел какой-то воющий грохот и забарабанил в дверь блиндажа. Ого! Вот это сила.
Ракета медленно, словно раздумывая, стоит ли пускаться в путь, вылезла из дымового облака, выпустила струю пламени и, упершись в землю ярко-розовым столбом раскаленных газов, ринулась вверх, с каждой секундой набирая скорость.
Блеснула золотой молнией и уменьшилась в маленькую сверкающую точку.
И тут только Елкин вспомнил о приборах, ринулся было к ним, но натолкнулся на стену спин.
Слуги могучего снаряда — рабочие, техники, инженеры — окружили плотным кольцом зеленоватый экран и не отрывали глаз от прыгающей светлой волны. Они ничего не понимали, но смотрели очень внимательно: бегущая волна вела рассказ о пассажирах.
Наступая на ноги и извиняясь, продвигался Василий Васильевич к приборам. В спину ему стучала кулачком Валя: быстрее, быстрее! Она чуть не плакала от обиды: ну вот, выучилась наконец понимать язык приборов, сдала экзамены в институте и ничего не видит. Конечно, приборы всё запишут, и она будет еще читать и перечитывать ленту, но то, что она растяпа, — совершенно ясно. Хорошо Дронову, он обо всем догадался и заранее занял место.
Наконец Валя и Елкин пробились к экрану и больше не шелохнулись.
Но вот что было в ракете.
Внезапный громовой раскат обрушился на пассажиров. Они завертели головами, пытаясь понять, откуда взялся этот странный, раздражающий звук. И не догадывались, что это мелодия их полета, что они летят!
А ракета стремительно уносила все выше и выше крепко закрытую кабину. Она оставила под собой птичьи маршруты, высочайшие вершины и трассы полетов воздушных кораблей, пробила тучи и облака и вырвалась в верхние слои стратосферы, где метеоры вспыхивали падающими звездами и с такой же легкостью, как у нас на улицах неоновые рекламы, зажигалось переливчатое полярное сияние. И даже в этих замечательно интересных местах не остановилась ракета, а продолжила свой путь в высоты, где вместо привычного для нас воздуха были лишь невидимые глазу частицы газа и где наши пассажиры могли погибнуть в одно мгновение, не будь они спрятаны в надежной герметической кабине.
Жаль, что Кусачка и Пальма не могли смотреть в круглое окошко. Их сначала трясла лихорадка вибрации, а потом кто-то невидимый и тяжелый пригнул собачьи головы книзу и бесцеремонно уселся на путешественниц. Грудь у собак сдавило, сердце запрыгало, все тело налилось свинцом. А они не струсили, лежали тихонько. Как вдруг смолкли двигатели…
Представьте, что вы неожиданно сбросили свой вес и взлетели под потолок, будто воздушный шар. Только что стояли на полу и вдруг — качаетесь в воздухе.
Вот-вот, точно так же и у наших путешественниц захватило дух. Их словно приподняла мягкая могучая рука. Они больше не чувствовали ни головы, ни лап, ни хвоста. Стали легче пушинки. Если бы не ремни, могли бы парить по кабине. Как птицы.
Вот так штука! Такое испытаешь разве что во сне.
Удивительное это происшествие развеселило Кусачку и зажгло в ее глазах веселые огоньки. Она посмотрела в иллюминатор и увидела черное-черное небо и яркое, слепящее солнце. Это было красиво и страшно.
Потом Кусачка огляделась в кабине и заметила, что в иллюминатор заскочил солнечный луч. Он уткнулся в противоположную стену и нарисовал знакомого всем светлого зайчика. Зайчик посидел на месте, соскочил со стены и попал Кусачке в левый глаз. Она зажмурилась, фыркнула, тряхнула головой, а когда открыла веки, то зайчик сидел уже на потолке. Он и здесь не успокоился, а принялся скакать с места на место.
Глаза Кусачки стали едва заметными щелочками, хвост приятно завилял, а из горла вылетели короткие звуки, похожие на смех: «Ха-ха!»