Кусачка доверчиво отдалась игре и не понимала смысла знаков солнечного зайчика. Будь на ее месте человек, он бы сразу догадался, что зайчик совсем не случайно скакал со стены на потолок. Ведь в невесомости космонавт не знает, где «верх» и где «низ», он висит неподвижно и не ощущает полета. А солнечный луч подсказывал: «Ваша ракета с выключенным двигателем сначала летела вверх, потом остановилась, перевернулась вниз носом и теперь падает на землю. Сейчас она войдет в плотные слои атмосферы. Будьте осторожны! Будьте осторожны!»
Зайчик был прав. Ракета описала огромную кривую, поворачиваясь к солнцу разными боками, и вот уже летела, вращаясь, вниз.
Врачи на земле тоже знали, что теперь предстоит самый опасный поединок. Ракета при падении совершает сложные вращательные движения. Она катится по воздуху, как бочка с горы.
Скорее, скорее бы открылся парашют!
И верно: невидимки, словно по тайному сигналу, набросились на Кусачку и Пальму. Они не стеснялись бить связанных собак и обрушили на них град тумаков. Гудела грудь, ныла спина, сжимались внутренности. От ударов в голову темнело в глазах. От ударов сзади кровь бросалась к голове, и тогда перед взором медленно расплывалось красное пятно. Злые невидимки словно мстили за несколько минут удовольствия, пережитого в невесомом полете. А собаки всё терпели, терпели даже тогда, когда бесстрастные судьи — приборы — не выдержали толчков и прервали записи.
Врачи выскочили из блиндажа. Вслед за ними — остальные. Все до боли в глазах всматривались в спокойное чистое небо, искали падающую ракету и не находили ее.
Кровь стучала в висках: где, где же?
В голубом просторе проступила тонкая дымовая полоска — едва заметный след раскаленной головки ракеты. Показалась и исчезла. Небо опять стало пустынным, как поле под ним.
И с неожиданностью выстрела мелькнул в вышине белый платок. И не исчезал! Он развернулся постепенно в белый парус, медленно направился к земле — тормозил. Всё отчетливее вырисовывался тугой купол парашюта и драгоценный груз, который он опускал, — треугольный наконечник ракеты.
Стояла солнечная тишина. Лишь где-то в выси пел жаворонок.
А люди, не сговариваясь, сорвались с места и побежали через поле. Впереди стремительными крыльями развевались белые халаты врачей.
Туда, скорей — к парусу спасения ракеты!
Прогудели машины, нагоняя бегущих. Кто вскочил в «газики», кто махнул рукой, понадеявшись на собственные ноги.
Инженеры погасили парашют. Дронов и Елкин одновременно прилипли к круглому глазку иллюминатора: живы?
— Живы? — тревожно спрашивает Валя и от нетерпения притопывает ногой. — Отвечайте же скорее!
Врачи не отвечают. Они быстро срывают крышку люка. Вытаскивают лотки с путешественницами. Распутывают ремни.
— Ура! Живы, живы! — кричит Валя и трясет за плечи какого-то человека, наверное инженера. — Ура, товарищи!
Инженер сидел на корточках, щупал свою ракету и, видимо, ничего больше не видел — потому он не понял Валю и растерянно моргал.
— Вы чудак, — обиженно сказала Валя. — Просто они живы, все в порядке.
— Ну, конечно, это очень хорошо! — сообразил наконец инженер и встал. — Поздравляю. — Он пожал руку Вале, потом врачам. — Поздравляю, поздравляю! Это настоящий праздник! Извините, я должен идти.
Инженер опять садится около трубы, и по лицу его видно, что он огорчен. Дронов понимает инженера: спуск не был удачным, как говорят специалисты — жестким.
И все-таки молодцы эти ракетчики: пассажиры целы и невредимы! Ведь сколько раз разбивались у американцев ракеты «Фау-2», «Аэроби» и гибли их пилоты — обезьянки. А Кусачка и Пальма — вот они. И рядом — их спасительница, ракета. Нет, что там ни говори, надо погладить, похлопать эту потемневшую, нагретую трубу. Так похлопывает летчик-испытатель бока непослушного самолета, который он все-таки посадил…
Пальма лежит на земле и тяжело дышит, высунув длинный розовый язык: она потрясена случившимся. А Кусачка вскакивает на ноги, энергично отряхивается, как после ванны, и шалеет от солнечного тепла, запахов весенней земли, зеленой пахучей травы, от ласковых, знакомых голосов. С визгом начинает она носиться вокруг Василия Васильевича, прыгает ему на брюки, выделывает замысловатые скачки, ну совсем как веселый солнечный зайчик. Внутри нее словно раскручивается пружина, остановить которую невозможно.
Валя смотрит на буйный танец радости и от души хохочет. Василий Васильевич вторит ей неожиданным баском. У Дронова блестят глаза. Подходит огорченный инженер и тоже улыбается. Потом еще и еще люди. Все они заражаются весельем.