- А зачем она работает? - спросил Леша.- Это твоя матерь?
- Мама,- поправил Тяпкин.- Работает... Надо ей... Она мне, может быть, ребеночка родит. Играть... Живого ребеночка, как у Надьки.
- Я не видел,- сказал Леша и попросил: - А ты дай мне еще чего-нибудь. Я кушать хочу.
- Сахару хочешь?
- Давай.
Тяпкин прошел на кухню, стараясь не очень топать, и долго шарил на столе, пытаясь дотянуться до сахарницы. Толкнул кастрюльку с молоком, молоко сплеснулось, тогда он эту лужу пальцем переправил в свою чашку, взял пять кусков сахару и снова пришел к Леше.
Сахар Леша сгрыз довольно быстро, скоблил его своими белыми зубками, а молоко он пить не мог, потому что край чашки не лез ему в рот. Тогда он нагнулся над чашкой и чуть не свалился в нее. Тяпкин еле удержал его за ботинок.
- Куда ты лезешь! - сказал ему Тяпкин сердито.
- Я очень молочко люблю,- тихо улыбнулся Леша и присел возле чашки, положив ладошки на свои острые колени.
- Я дам! - Тяпкин даже привстал - так ему стало стыдно и жалко Лешу.- Я тебе в ладошку давай полью!
Тяпкин стал лить молоко в Лешину широкую сухую ладошку, но пролил мимо, а Леша вдруг встал на коленки и начал пить прямо с пола. Тяпкин никогда не видел, чтобы кто-нибудь так пил молоко. Леша вытягивал свои толстые губы дудочкой, вбирал в себя воздух - и молоко быстренько исчезало из лужи. Так у Тяпкина получалось только тогда, когда он играл со спринцовкой: нальешь на пол водички, приставишь носик, нажмешь грушу-и пожалуйста, сухо. Леша приподнялся на руках и посмотрел снизу на Тяпкина.
- Вот,- сказал он и виновато улыбнулся.
Тяпкин вылил ему все молоко, что оставалось в кружке, и Леша снова моментально втянул его в себя. Живот у него все равно был круглый и жесткий, не поймешь, наелся он наконец или нет.
- Теперь ты уже не хочешь кушать? - спросил Тяпкин с надеждой.
- Нет...- неуверенно вздохнул Леша и сел на ступеньке, свесив ноги. Желтые его волосы намокли от молока и прилипли ко лбу.
- Сейчас я тебя причешу,- пообещал Тяпкин и пошел ко мне за расческой. Это было любимое его дело - причесывать кого-нибудь. У всех кукол были долыса вычесаны волосы. Таких кукол, которых можно было хорошо причесывать, тогда еще не умели делать.
- Мам! - сказал Тяпкин.- Дай мне твою гребенку.
- Зачем тебе? - удивилась я.- Ты забыла, мы ведь отрезали тебе волосики. А куклам ты давно повыдрала.
- Мне все равно надо.
Я дала, только бы он не приставал ко мне.
Когда Тяпкин с расческой вернулся на крылечко, Леши нигде не было. Только наслежено мокрыми башмачками на всех ступеньках: видно, Леша очень торопился убежать и ступал совсем меленько и часто. Следов тысячу было на ступеньках, но скоро они все высохли. Тяпкин постоял, подождал, позвал тихонько - никто не ответил. Тяпкин слез, заглянул под крыльцо, снова позвал, потом, сделав над собой некоторое усилие, покричал:
- Володь! А Володь! Володька-а-а!
Леша не откликнулся. Конечно, съел все конфеты, напился молока, спросил обо всем-и убежал к другим детям. Тяпкин сел на крылечке и заревел так горько, что я отложила работу, обулась, и мы с ним пошли гулять - к Галине Ивановне.
3
На следующее утро после завтрака, к моему удивлению, Тяпкин довольно быстро пошел в сад. Утро было теплым, потому я разрешила Тяпкину надеть красивое ситцевое платье в горошек, новые сандалии, новые желтые носочки. В этом наряде Тяпкин выглядел довольно нелепо: ни мальчик, ни девочка, и потом, лицо уже загорело, а стриженая голова нет. На мой взгляд, с такой прической гораздо лучше ходить в байковом костюме или хотя бы в трусах.
- Надень панамку,- предложила я. - А то ты на чучело похожа. Голова от мальчика, а туловище от девочки.
- Не люблю я эту панамку,- огорченно сказал Тяпкин и разгладил ладонью платье на животе.- У меня красивое платье!
- Платье ничего,- согласилась я.- Не пойму только, с чего это ты так вырядилась? Из сада, пожалуйста, никуда не уходи, к Галины Ивановниным ребятишкам пойдем вместе. Я поработаю, и пойдем.
- Не хочу я к этим ребятишкам, они дураки все! - сказал Тяпкин и ушел.
Я выглянула в окно: он смирно сел на крыльце. Положил ладошки на голые коленки и притих. Я убрала посуду со стола и начала работать.
Ждать Тяпкину, как он и надеялся, пришлось недолго. Вдруг на ступеньках крылечка послышался частый, но довольно сильный топот небольших башмачков, и тихий голос позвал:
- Э-эй! Э-эй! Здравствуй! Это я, Володя!..
Тяпкин мрачно и надуто сидел, его позвали опять:
- Ты спишь, да? Я, Володя, зову тебя!
- Я с тобой не разговариваю,- мрачно произнес Тяпкин.
Леша огорченно сел на ступеньке, вытянув тонкие ножки, и оперся ладонями позади себя.
- Почему не разговариваешь? - робко спросил он.
- Не хочу. Я с такими вообще не разговариваю.
Леша вздохнул, а потом объяснил:
- Я очень не люблю, когда причесывают. Зачем это?
- Я тоже не люблю,- согласился Тяпкин. :
- У тебя нечего.
- Было. Отрезали.
- Больно резали?
- Немножко больно. Давай я тебе отрежу?
- Нет. Не надо. Мне нельзя.
Леша помолчал, потом попросил:
- Принеси мне покушать чего-нибудь. Я очень кушать хочу.
Тяпкин пожал плечами и возразил сердито:
- Чего же ты дома не ел?
- Я дома не был. Я здесь спал.- Леша показал растопыренной ладонью на остатки леса внизу участка.- Я домой никогда не пойду. Я с ними поругался.
- А кто у тебя дома? Только этот дед Хи-хи?
- Нет, еще есть.- Леша посчитал про себя.- Семь.
- Семь людей! - Тяпкин ахнул. - Тебе хорошо, можно все время разговаривать с каким-нибудь человеком. Они работают?
- Да нет. Чего им работать, старые... Они меня выращивают.
- Ты их не любишь?
- Одного люблю.
- Он кто?
- Дедушка мой. Старичок совсем.
- У меня тоже есть дедушка.
- С бородой?
- Нет, он такой... Лысый. В очках Хороший.
- Зачем в очках?
- Видеть лучше хочет.
Леша оглянулся вокруг, вздохнул и погладил себя ладошками по круглому твердому животу.
- Я тебе блин сейчас принесу,- сказал Тяпкин.- Мы с мамой любим блины. А ты?
- Я все люблю.- Леша улыбнулся.- А сахару принесешь?
- Ладно. Если мать даст.
Затем Тяпкин пошел на кухню, долго там шебуршился, стараясь не грохать и не привлекать моего внимания, взял блин, горсть сахарного песку и зачерпнул кружкой молока из кастрюли. Все это он принес Леше и разложил на ступеньке.
Леша взял сахарный песок на ладошку и втянул губами, как молоко, но закашлялся так, что у него слезы выступили на глазах.
- Не в то горло попало,- сочувственно сказал Тяпкин.- Не торопись, наешься.
Он лил ему понемножку молоко из кружки, и Леша, вытянув трубочкой свои толстые губы, втягивал молоко в себя. После каждой порции Леша откидывался назад и довольно улыбался. Потом он съел блин и лег на ступеньке, раскинув ноги и закрыв глаза.
- Ты помер, что ли? - спросил обеспокоенно через некоторое время Тяпкин: уж очень долго Леша молчал и ни о чем не разговаривал.
- Я вспоминаю, как я ел блин. Я никогда раньше не ел блин. Очень вкусно.
- Да. Мама говорит: пища боков.
- Да...
Утро было очень хорошее. Цвенькали синицы, красиво и громко пели зяблики, светило солнце, и цвели цветы. Трава осталась в саду и стояла сейчас высокая, зеленая, вся в шелковых петушках. Тяпкин оглядел все это, довольно вздохнул и потер ладошкой стриженую голову: солнышко грело сильно и накалило лысинку.
- А твой дедушка всегда в очках? - спросил вдруг Леша и сел.
- Всегда,- подумав и повспоминав, ответил Тяпкин.
- Он и ночью в очках спит?
- И спит. Чтобы сны лучше видеть.- Тяпкин почему-то ответил так, хотя был не очень уверен.
Леша покивал головой. Шеи у него почти не было, так что ему трудно было кивать головой.
- А у нас там никого нет в очках... У нас там темновато.
- А где ты живешь? - Тяпкин давно хотел спросить Лешу об этом, но как-то забывал.
- Там...- Леша махнул рукой в неопределенном направлении.- Не очень далеко. За речкой.