Когда-то на эту тему немало писали и в прозе, и в стихах. Писали и Гиппиус и Сологуб[75], не говоря уже о поэтах менее славных. Есть об этом и у Розанова[76] в «Опавших листьях»[77]. Я сейчас не помню точно, как у него сказано, но смысл приблизительно тот: «Я звал любовь, любовь, любовь, а ко мне шла смерть, смерть, смерть». Интересно, что сейчас буквально то же мог бы о себе сказать Смоленский.
Отношение к вопросу было, конечно, разное. Так, Гиппиус видела в богооставленности некое испытание:
Сологуб проще и безнадежнее:
Но, может быть, всех проще, смиреннее Смоленский: ни мистики, ни рассуждений — только вздох:
И вот, в новом свете, становится явным то, о чем раньше не подозревал никто: смирение.
………………………………………..
……………………………………………..
И может быть, бесконечно повторяющаяся любовная трагедия Смоленского вовсе не оттого, что у него вместо сердца камень, а по другой причине: счастье, к какому он стремится, — на земле недостижимо.
Но все равно — чем бы ни было взаимоотношение двух миров, в каком бы преломлении они друг друга ни отражали, кто кого бы ни мучал — человек Бога или Бог человека, от какой бы любви — недоступной или доступной — ни каменело сердце, жизнь для Смоленского — всегда и везде ад. В его душе поселилась смерть, и она, как ненасытное чудовище, пожирает все.
Или еще страшнее:
И все-таки, несмотря на страданье —
Ад Смоленского — ад относительный, как все на земле, ад с «передышкой». О нем можно на какой-то срок забыть, можно к нему даже привыкнуть, устроиться в нем по-домашнему и не без уюта.
Дальше — по-разному. Как когда. Или:
Или же ад вдруг превращается почти в рай. Вот послушайте:
Из всех стихотворений Смоленского — это, может быть, самое «люциферьянское» и самое вдохновенное. В нем необыкновенно сверканье, переливанье двух друг друга отражающих миров, их темные, тяжелые, ослепительные лучи — неуловимый воздух ада, где мучается, блаженствуя, душа поэта.
Об этой муке блаженства у Смоленского есть еще одно стихотворение. «Стихи о звезде», «Гори, гори в тумане белом», тоже «люциферьянское» и тоже вдохновенное, со следующим заключительным обращением к звезде, слетающей в его темницу:
И это все. Впрочем, нет: о той же, обжигающей руки звезде ему снится в аду райский сон:
Надо, наконец, сказать правду: любовь как была, так и осталась плодом запретным. Со времени Адама и Евы, в сущности, не изменилось ничего. Но человеку дана в утешение любовь «очищенная», «безопасная», любовь без «смертельных лучей» — как бывает кофе без кофеина иль без никотина папиросы. Этим продуктом питается большинство людей на земле. Но есть души, которые скорее согласятся заживо гореть в аду, чем всю жизнь прижимать к сердцу даже не труп, а резиновую куклу.
Душа Смоленского лишь кажется мертвой. На самом деле она жива, потому что не только страдает, но и блаженствует — побеждает страданье радостью. И как всякая живая душа — надеется:
И как всякая живая душа — верит.
75
Сологуб Федор (наст. фам. и имя Тетерников Федор Кузьмич; 1863–1927) — поэт, прозаик, драматург, переводчик.
77
«Опавшие листья» — две книги философско-исповедальных эссе («Короб первый», 1913 и «Короб второй», 1915), составляющих с книгой «Уединенное» (1912) автобиографическую трилогию В.В. Розанова.