Дует ветер, задувая
На окне моем свечу.
Вот и кукла восковая.
Отомщу я палачу.
Он гулял в рубахе красной,
Браги пенистой не пил.
И к одной вдове — напрасно!
Всё ходил, ходил, ходил.
Палачей не уважала
Злополучная вдова.
Сторонилась — и пропала
Той вдовицы голова.
Вот за бедную вдовицу
Я его и не люблю.
При луне, вязальной спицей,
Сердце кукле проколю.
Пусть за кровь ответит кровью,
Пусть не спит, не ест, не пьет,
Ненасытною любовью,
Окаянный, изойдет.
Ну, а мне — овечья шкура,
Каравай, кувшин вина
И глядящая, как дура,
В дверь открытую — луна.
В последний раз («В последний раз на этот мир взглянуть…»)
В последний раз на этот мир взглянуть,
Где мы с тобою встретились когда-то.
Холодный луч холодного заката
В последний раз мне падает на грудь.
Любил ли я тебя иль не любил —
Не знаю. Но меня ты не любила.
Прощай. И да хранит тебя та сила,
Та вера, что в себе я угасил.
Дленье(«Нету времени — пропало!..»)
Нету времени — пропало!
Как дыра, футляр пустой.
Без конца и без начала
Растянулся день шестой.
Утомительного дленья
Скуку я терпеть готов.
Но хочу, чтоб в Воскресенье
Ждал нас отдых от трудов.
Чтобы не было страданья,
Ни вражды добра и зла.
Чтоб невеста на свиданье
В платье розовом пришла.
Но он длится, длится, длится,
Бесконечный этот день.
Солнце светит, не садится,
И луне подняться лень.
Только в воздухе лиловом
Замирает птичий крик,
И лежит в гробу дубовом
Сумасшедший часовщик.
Рай («Как себе ты представляешь рай…»)
Как себе ты представляешь рай,
Праведных блаженные селенья?
Так по-детски: просто: это — край,
Где целуются, едят варенье,
Где никто уроков не зубрит,
Не боится ничего, не плачет,
И у всех всегда довольный вид…
Ну, а мне он грезится иначе:
Мельница. Заснувшая река.
Ровный свет — ни яркий, ни холодный.
Лодка так стремительно-легка,
Я скольжу, как тень, по глади водной.
Кто-то ждет меня в пустом саду,
Где сирень, костер и лай собачий,
Как тогда, в семнадцатом году,
В белой мгле, под Нарвою, на даче.
Дверь («О если б знать! Но знать не надо…»)
О если б знать! Но знать не надо.
Не любопытствуй. Не дано.
Вот — сад, а за оградой сада
Что б ни случилось — все равно.
И кто б там ни был — дети, звери,
Какой ни чудился бы рай —
Не приближайся к узкой двери,
Ключа к замку не подбирай.
И даже будь она открыта,
Остерегайся, не спеши:
Пустырь, козлиное копыто,
И духота. И ни души…
«Только в немоте оцепененья…»
Только в немоте оцепененья,
На границе мрака и прозренья,
Порывая все земные узы,
Ты услышишь вещий голос Музы,
Полноценным золотом звенящий,
Древней Девы голос настоящий,
Только так — в безумии и плаче.
Только так — и никогда иначе.
Лишь дойдя до крайнего предела,
Где душа испепеляет тело,
Где добро и зло одно и то же
И любовь на ненависть похожа;
Только в час, когда теряешь веру,
Ты найдешь божественную меру.
Двух миров согласную природу
И в законе — высшую свободу.
Шаги («Мост. Ночь. Фонаря свет…»)
Мост. Ночь. Фонаря свет.
Шаги за спиной. Никого нет.
Тухнет фонарь. Мигнул. Потух.
Тьма. Напрягаю слух.
Всматриваюсь. Не видать ни зги.
Тот же мост. Те же шаги
Подкрадываются. Шелестят.
Замерли. Опять шуршат.
Глухо. Издалека.
Без конца мост… Без конца река.
Не добежать. Нет берегов.
Тьма. Мост. Шелест шагов.
«Я сам себя заколдовал…»
Я сам себя заколдовал.
Блаженство? Выбирай любое.
Пустого зеркала овал,
В нем только небо голубое.
Но ты внимательно вглядись
В его растущие просторы,
Туда, в сияющую высь,
Где тонут ангельские взоры.
И как парящего орла
Из этой глубины лучистой,
Неудержимая стрела
Тебя пронзит с протяжным свистом.
И ты увидишь свой же лик,
Но в восхищеньи совершенства.
И будет этот краткий миг
Блаженней вечного блаженства.
«О, если б спать, не видя снов!..»
О, если б спать, не видя снов!
Но мне все время что-то снится.
Душа, как пленница, томится,
На волю рвется из оков.
Чужие лица, города,
Несуществующие страны.
Взвиваются аэропланы,
Со свистом мчатся поезда.