Что до статьи Ю. Марголина[120] «О лжи», то она интересна и значительна, но отнюдь не как задуманный автором философский трактат, серьезной критики, кстати, не выдерживающий, а со стороны чисто эмоциональной. Важна та сила, с какой Марголин отрицает ложь во всех ее проявлениях. Это почти физиологическое отвращенье ко лжи важнее всяких о ней умствований и никакого философского обоснованья не требует. Размышлять о лжи, конечно, никому не возбраняется, как вообще не возбраняется размышлять о чем угодно. Но Марголин не прав, утверждая, что до сих пор о лжи мало думали и мало говорили и что философски обоснованную теорию представить себе нельзя. Напротив, одна из заслуг — и не малая — современной философской мысли в том, что она методологически правильно и религиозно праведно трактовать вопрос о лжи как проблему автономную отказалась, включив ее в общемировую проблему зла. Не ложь, а зло «как океан объемлет шар земной». Но непримиримая борьба автора «Путешествия в страну Зэ-ка» с ложью, этой самой ужасной формой зла, свидетельствует о его исключительной душевной чистоте и неподкупной совести, явлениях в наши дни редчайших, пренебрегать которыми было бы непростительной ошибкой.
Что можно сказать о Н. Клюеве больше того, что сказал о нем Ю. Иваск[121], не считая, конечно, тех фактов из жизни поэта, которые ни его здешним друзьям, ни его критикам еще неизвестны?
И все-таки многое в Клюеве непонятно. Так, например, в некоторых его стихах как будто что-то китайское — да! И кажется, что Клюев мог бы с таким же успехом быть китайским мандарином, с каким он был или казался олонецким мужиком. Мысль, может быть, дикая, а может быть, нет.
Необыкновенная утонченность рисунка клюевских стихотворений, их почти фарфоровая хрупкость при совершенной внутренной неподвижности — разве это не напоминает Китай, его душу, его искусство?
Но в чем, собственно, личность Клюева находит свое полное выраженье, что для нее наиболее характерно? Фольклор? Хлыстовство? Скопчество? Оставим Китай — вот другой парадокс: клюевский «Плач о Есенине»[122] поразительно похож на плач Изиды[123] об Озирисе, Иштарчо[124] о Таузе, Гильгамеша[125] об Енгиду[126] — на вечный плач человечества об Адонисе[127]. Следовательно, фольклор ни при чем, как ни при чем христианство, ничего общего с клюевским китайским православием не имеющее. Ну а хлыстовство и скопчество всегда были и будут, последнее особенно. Ничего специфически русского, специфически христианского в них нет. Что же, в таком случае, остается от Клюева? А это — как когда. Иногда — ничего, а иногда чистая поэзия.
В отделе художественной прозы — три имени: Г. Газданов[128], В. Яновский[129] и неизвестный Д. Лехович[130].
Газданов из новых русских писателей, начавших свой путь за рубежом, пожалуй, самый талантливый. Он ласков, находчив, и есть в нем какое-то приятное «струенье». Тема его рассказа «Княжна Мэри» — в сущности, анекдот. Но Газданова это не испугало. Он, как настоящий художник, знает, что «все ново под луной», что душа человека — тайна и что при творческой воле никакие банальности, никакие общие места не страшны. Среди своих собратьев он, может быть, всех ближе к магии — этой редко достижимой, единственной цели всякого подлинного искусства.
Что до рассказа В. Яновского «Записки современника», то он вызывает противоречивые чувства, как вообще все творчество этого писателя, особенно за последние годы.
Яновский — определенно талантлив, прекрасно владеет языком, имеет вкус и не лишен такта. Но он мог бы достичь в своей области значительно большего, если б не его… болезнь. Иначе не могу назвать то, что с ним происходит. Сначала все в его повествовании превосходно, интересно, остроумно, свежо, глубоко, но вдруг — «припадок». Все летит к черту. Ни меры, ни вкуса, ни глубины — сплошное кривлянье, гаерство, нестерпимая пошлость. Жаль. Правда, жаль. Но самое печальное — это что Яновский свою болезнь явно предпочитает здоровью и свое припадочное состоянье принимает за творческий экстаз. А как хорошо, с какой тонкой иронией можно бы описать в «Записках современника» собачьи похороны. Ведь хватило же у Яновского и вкуса и таланта на сцену в эльзасском трактире, где жандармы ловят «беглого мертвеца».
Все дело в мере, во внутренней, дисциплине, и хорошо сказал Наполеон: «Tout се qui est e xagere est innsignifiaint»[131].
Рассказ Д. Леховича «Расстрел» лучше бы просто обойти молчаньем. Печатать его, во всяком случае, не следовало, и, печатая его, редакция совершила ошибку. Не потому, что рассказ плох, наоборот: он слишком литературен. Тема же его из числа тех, что никакой литературной обработки не выносит. Единственно приемлемая для нее форма — либо дневник, либо воспоминанья. Как пример, можно привести «Рассказ латышского крестьянина, бежавшего из СССР», напечатанный в 34-м номере «Нового журнала».
И ошибка эта — не первая. Уже в предыдущем номере был рассказ («Дроль» И. Савина[132]) приблизительно на ту же тему. Будем надеяться, что в следующем игра с трупами наконец прекратится.
В заключение несколько слов об Эрге[133]. Этот таинственный незнакомец, печатающий на последних страницах краткие Nota bene, заслуживает лучшей участи — своего места в журнале, а не угла где-то на «задворках». Его заметки как бы дополняют и сочетают, с большим тактом, материал, подчас весьма разношерстный. Так очень кстати напоминанье Эрге о гоголевских «Ночах на вилле» и предпосланная этому напоминанью цитата из Montaigne[134] «О дружбе». Ни у Ремизова, ни у Шика ничего об этих «ночах» нет, и вообще о них упоминают редко. Между тем из жизни Гоголя их не выкинешь.
Другое, тоже очень важное, напоминанье — в предыдущем номере о беседе во время немецкой оккупации в горной деревушке Кабри, на юге Франции, Andre Gide’a[135] с русским молодым человеком, Борисом Вильде[136], воодушевившим знаменитого писателя на дело освобождения своей родины.
Эти напоминанья — как бы уколы раскаленной иглой. Они будят совесть. Вот почему «Опыты» № 2 не потеряли и еще долго не потеряют для нас свою актуальность.
Памяти поэта. ГЕОРГИЙ ИВАНОВ[137]
Умер Георгий Иванов — лучший из современных поэтов. Умер в изгнании, не дождавшись России.
Да, радость Россию увидеть, дождаться ее освобождения не была ему дана. А это здесь, в изгнании наша радость единственная, единственная надежда. И когда ее у нас отнимают, мы гибнем.
Что мы отлично без России проживем — в это мы уже сами давно не верим, хотя до сих пор не признаемся.
Если бы Россия была нам чудом возвращена, мы почувствовали бы, как мы без нее бесконечно несчастны. Георгий Иванов это чувствовал всегда и знал, что Россию не увидит:
120
Марголин Юлий Борисович (1900–1971) — прозаик, поэт, критик. В эмиграции (Германия, Польша) с начала 1920-х гг. С июня 1940 по июнь 1945 г. в заключении и ссылке на Алтае. Репатриирован в Польшу, откуда выехал в Израиль. Его сестры Ольга (жена В.Ф. Ходасевича) и Марианна погибли в фашистском лагере Освенцим.
121
…о Клюеве больше того, что сказал о нем Ю. Иваск… — См. статью «Клюев (1887–1937)» (Опыты. 1953. № 2). Свою негативную оценку творчества Клюева Иваск повторил и в № 4: «Ужасна клюевщина: вся эта сусальная китежская Русь, все это лубочное неонародничество… Пестрит в глазах, звенит в ушах от его словечек — олонецких, хлыстовских и им самим выдуманных… «Крестьянский поэт», но ведь вместе с тем и декадент, даже почище многих других декадентов: серебряный крест поверх русской рубашки, а глаза подведены, намазан…»
122
«Плач о Есенине» (1927) — поэма Николая Алексеевича Клюева (1887–1937), написанная на смерть С.А. Есенина, с которым Клюева связывали некоторое время тесные отношения духовного наставничества.
123
Изида, Исида — в египетской мифологии богиня плодородия, воды и ветра, символ женственности, супруга Озириса (Осириса), бога производительных сил земли, убитого на пиру заговорщиками.
124
Иштарчо, Иштар — в аккадской мифологии богиня плодородия и плотской любви, оплакивающая смерть Тауза, одного из своих возлюбленных.
126
Енгиду, Энкиду — герой, сподвижник и друг Гильгамеша, вместо него принявший на себя гнев богов: они приговорили его к смерти от неизлечимой болезни.
127
Адонис — в греческой мифологии жертва разгневанного Аполлона, который убийством мстит его возлюбленной богине Афродите за то, что она ослепила сына Аполлона. Горько оплакивая Адониса, Афродита превращает его в цветок. Из его крови расцветают розы, а из слез Афродиты — анемоны.
128
Газданов Гайто (Георгий) Иванович (1903–1971) — прозаик, критик. В 1919 г. в составе Добровольческой армии Врангеля эвакуировался в Галлиполи. С 1923 г. в Париже (грузчик в порту, ночной таксист). Первый рассказ напечатал в 1926 г. Автор девяти романов, создавших ему репутацию одного из самых талантливых прозаиков эмиграции.
129
Яновский Василий Семенович (1906–1989) — прозаик, врач. В эмиграции с 1922 г. (Варшава, Париж, Нью-Йорк). Автор мемуаров «Поля Елисейские. Книга памяти» (1983).
130
Лехович Дмитрий — автор рассказа «Расстрел» (Опыты. 1953. № 2) и рецензии на мемуары А.И. Деникина «Путь русского офицера» (Опыты. 1954. № 3).
132
Савин Иван Иванович (наст. фам. Саволайнен; 1899–1927) — поэт, прозаик. В 1919 г. доброволец армии Деникина. В 1921 г. бежал за границу.
133
Эрге — псевд. Романа Николаевича Гринберга (1893–1969), критика, сотрудника «Нового журнала», редактора журнала «Опыты» (1953–1954) и альманаха «Воздушные пути» (1960–1967).
134
Montaigne, Монтень Мишель де (1533–1592) — французский философ и писатель. Автор книги философской эссеистики «Опыты» (1580–1588).
135
Andre Gide, Андре Жид (1869–1951) — французский поэт, прозаик. Лауреат Нобелевской премии (1947). Автор книги «Возвращение из СССР» (1936), отразившей его неприятие большевистского режима.
136
Вильде Борис Владимирович (псевд. Борис Дикой; 1908–1942) — поэт, критик, филолог, этнограф. Один из организаторов французского Сопротивления. Расстрелян фашистами.
137
Памяти поэта. Георгий Иванов. Возрождение. 1958. № 82. Иванов Георгий Владимирович (1894–1958) — поэт, прозаик, критик, мемуарист. С 1922 г. в эмиграции.