Нам вообще кажется, что более систематическое и активное их участие в литературной жизни было бы очень благотворно. И мы ждем от них статей и выступлений, в которых они поделятся своим опытом, скажут свое умное и авторитетное слово о сегодняшнем дне нашей литературы. Мы хотели бы услышать с предсъездовской трибуны и голоса наших старых земляков — Н. Тихонова[162], С. Маршака[163], К. Чуковского[164], Л. Соболева[165], Б. Лавренева[166], В. Каверина[167]; мы надеемся, что на наш призыв откликнутся и писатели-ленинградцы — А. Прокофьев[168], В. Саянов[169], Н. Никитин[170], А. Лебеденко[171], О. Берггольц[172], В. Панов[173], М. Дудин[174], Д. Гранин[175], В. Кетлинская[176], Ю. Герман[177], С. Орлов[178] и другие».
Список, как видим, полный. Не забыт никто. И вывод из этого «документа», назвать который иначе, как доносом, — нельзя, напрашивается сам собой: социалистическому реализму приходит конец и уже никакие доносы, никакие запугивания, ни даже сам Сталин, если б он встал из гроба, его не спасут.
«У нас, как говорят в Сталинграде, почему-то «никто не идет в критики». К слову сказать, и в Москве ряды критиков не очень-то растут». Это из статьи И. Егорова «Наши нужды» в номере 81 «Литературной газеты». Жалуется и «Выборгская сторона»: «Не видим мы подчас настоящей смелости и у критиков; слишком уж они бывают осторожны и, как в старой игре, «да» и «нет» не говорят».
Удивляться нечему: кому охота быть наводчиком, да и кабы только наводчиком. А то изволь свое подлое дело делать с «художественной выразительностью», проявляя при этом, как говорит Дымшиц, «жар души и большую сердечную щедрость». Не просто предавать, а со слезой, с объятьями и с поцелуями. Тьфу!
И вот писатели либо молчат, либо избегают общественных тем. От «Литературной газеты» это обстоятельство, конечно, не ускользнуло. Некто Аскад Мухтар[179] в статье «О широте и узости взгляда писателя» в номере 82 отмечает: «В последние годы одно за другим появляются произведения, особенно рассказы, где герои перестали жить общественной жизнью, оторвались от народа». В другом месте другой критик приравнивает отрыв от общественной жизни к отрыву от жизни вообще. Писатель, а тем более критик, оказавшийся — все равно, по какой причине — за бортом советской действительности, как бы вообще перестает существовать, ибо собственного бытия не имеет. С другой стороны, теперь уже «научно» доказано, что ревизионизм (а в нем-то и кроется причина всех зол) есть «лжесоциализм» и как таковой подлежит искоренению, в какой бы области обнаружен ни был. В течение целых двух дней в Москве в Академии общественных наук при ЦК КПСС проходила сессия «ученого совета» по вопросам борьбы с ревизионизмом, на которой были прослушаны многочисленные доклады, имевшие задачей «осветить вопрос» со всех сторон. Со стороны литературной он был «освещен» проф. А. Мясниковым[180], сделавшим доклад на тему: «Против ревизионистских извращений проблем эстетики». И «Посев», откуда взята эта заметка, заключает: «В основе всех докладов лежало осуждение всех проявлений «лжесоциализма» (и… панический страх перед ним)».
Да, страх. Страх у палачей и тюремщиков и все растущее бесстрашие у «крамольников» — вот та неожиданная перемена, что за последний год произошла в России. На всесоюзном съезде советских писателей, который, кстати, не за горами, ревизионизм будет, конечно, предан анафеме, но правительственных позиций это ни в какой мере не укрепит. По русской пословице: «Вертит баба задом и передом, а дело идет своим чередом» — дело освобождения души России из советского вшивого мешка, куда ее посадили еще во времена Горького и не без его участия.
О том, что она жива, мы, как это ни странно, узнаем из той же «Литературной газеты». На этом духовном пустыре, где, кроме щебня, битого стекла и грязных костей, — ничего, вдруг каким-то чудом расцветают настоящие, живые цветы, как, например, следующие три прелестных стихотворения Людмилы Татьяничевой[181]:
Хорошо и стихотворение о «Лесорубе»:
«Пила, как пойманная щука» — это очень хорошо сказано. А вот третье — о «Глиняных куклах» (которое в газете напечатано первым).
Самое значительное — это, конечно, первое. Но радуют все.
Человекообразные[182]
Недавно вернулся из поездки в Советский Союз один мой знакомый — русский инженер, ставший французом. Вернулся очарованный и умиротворенный. Если верить его рассказам, то живут в России отлично, всего вдоволь, народ счастлив, Хрущева[183] любят и никто ни о каком перевороте не помышляет. Опускаю восторги перед «роскошью» московских гостиниц, ресторанов и метро. Словом, Россию спасать — глупая затея, да Россия вовсе этого и не желает.
164
Чуковский Корней Иванович (наст, имя и фам. Николай Васильевич Корнейчуков; 1882–1969) — детский поэт, критик, литературовед, переводчик.
169
Саянов Виссарион Михайлович (наст. фам. Махлин, по др. сведениям Мохнин; 1903–1959) — поэт, прозаик.
173
Панов В. — в тексте ошибка: речь идет о прозаике и драматурге Пановой Вере Федоровне (1905–1973).
183
Хрущев Никита Сергеевич (1894–1971) — первый секретарь ЦК КПСС с 1953 г., в 1958–1964 гг. одновременно председатель Совета министров СССР. На XX и XXII съездах КПСС выступил с разоблачениями культа личности Сталина и осуществлявшихся им репрессий. К снятию с постов привели его политическое и экономическое прожектерство (лозунги-призывы «Догнать и перегнать Америку!», построить коммунизм к 1980 г.), подавление инакомыслия, произвол в отношении к интеллигенции, обострение военного противостояния с Западом.