Выбрать главу

Нам сейчас не до стихов и вообще не до литературы. Мы каждый день как бы возвращаемся с кладбища. И решать вечером, у камелька, по примеру Ульянова, кто в эмиграции первый поэт, занятие в нашем теперешнем положении недостойное. Это узнается потом в России, когда «тайное станет явным». А здесь нельзя. Знаем только, что такой-то поэт настоящий, такой-то — графоман. И это все.

Что же до статьи Ирины Одоевцевой «В защиту поэзии», то от Ульянова она поэзию все равно не защитит. Это бой мотылька с удавом. Но сама по себе статья отличная…

А что, если в самом деле удав?..

Post scriptum

Эта статья была уже в наборе, когда появился еще один ответ Ульянову Зинаиды Шекаразиной, бывшей слушательницы «Института живого слова», знавшей лично Блока, Кузмина[275], Гумилева, а здесь, в Париже, усердно посещавшей собрания «Зеленой лампы».

В своем насмешливом ответе («Р<усская> м<ысль>» от 19 марта) З. Шекаразина вполне разделяет мнение Ирины Одоевцевой о литературном вкусе Ульянова, столь опрометчиво взявшем на себя опасную роль (прежде всего опасную для него самого) художественного критика и поэтического арбитра. Приветствуя статью И. Одоевцевой, З. Шекаразина пишет: «Ласковой кошачьей лапочкой с коготками она (Одоевцева) переворачивает и так и этак и критика, и его бедных лауреатов — кандидатов на опустевший эмигрантский поэтический престол».

В порядке спора узколитературного эти две статьи едва ли не самые удачные и по форме, и по содержанию. Но вопрос, затронутый Ульяновым, выходит далеко за пределы литературы и требует возражений по существу. «Ласковая кошачья лапочка» Ульянову не страшна. Не страшна и грубая сила. Она может временно вывести из строя, но как аргумент — не убедительна. Единственно, чего Ульянов действительно боится, — это правды об его отношении к России и к русскому делу.

Лгать можно по-разному. Не обязательно все от начала до конца выдумывать, достаточно сказать не всю правду. Отрицая русскую эмиграцию как силу духовную, не признавая ни ее политических, ни ее культурных заслуг — Ульянов о ней лжет, и эта ложь опутывает, как тонкая паутина, не только души и без того недоверчивых дипийцев, но и души наших братьев в России. С какой целью он это делает, намеренно или невольно — не знаю. Но какова бы ни была его цель и в каком бы он состоянии ни действовал, факт остается фактом, причем довольно позорным, ибо то, что делает Ульянов, — предательство.

Трудно себе представить, чтобы за десять лет своего пребывания на Западе он не поинтересовался тем, что было сделано зарубежной Россией за время ее сорокалетнего изгнания. Нет буквально такой области, в какой русский человек не проявил бы своего таланта. Об этом достаточно красноречиво свидетельствуют печатавшиеся в «Возрождении» статьи Татьяны Алексинской[276]. Мало того, русская эмиграция оказала громадное влияние на развитие культуры западных стран, для которых приток свежих творческих сил был в иных случаях спасителен. Так, во Франции из писателей, получавших за последние годы Гонкуровскую премию, двое — русского происхождения. Во всех областях искусства, а также в науке русские обращают на себя внимание своей исключительной творческой одаренностью. Сказать о таком народе, что у него нет не то что политической, а вообще никакой мысли, мог лишь человек, которого Господь Бог не благословил ни умом, ни талантом.

Но у Ульянова есть и то и другое… В чем же дело?

Неужели «Десять лет» пребывания на Западе — недостаточный срок, чтобы научиться уважать достоинство человека и его право на свободу мысли и слова?

В Петербургском университете[277]

В декабре прошлого года в «Новом русском слове» была напечатана статья Владимира Рудинского[278] «Вредные иллюзии» — ответ на статью Г. Месняева[279] «Советское просвещение» в номере «Нашей страны» от 30 октября.

В своей статье Г. Месняев утверждает, что в Советской России, в сущности, нет вовсе высшего образования в том смысле, как образование это понималось в дореволюционное время и как понимается оно сейчас в нормальных государствах. Если еще химики, медики, агрономы и строители довольно успешно постигают технические знания, то изучающие гуманитарные науки представляют собой подлинных невежд, хотя они и изучают псевдофилософию, пародию на право (какое может быть право в стране вопиющего бесправия), диалектический материализм и историю коммунистической партии. О богословии они не имеют никакого понятия, а история, литература и политическая экономия преподносятся им в марксистском разрезе.

Статья Г. Месняева привела В. Рудинского в ужас. «Горько сказать, — пишет он, — но это факт, что есть в эмиграции люди, которые постоянно повторяют подобные мысли. Зачем? Что же тут приятного воображать, будто наша родина впала в какую-то тьму кромешную, что на ней все поголовно разучились думать, опустились до полного варварства, потеряли человеческий образ. Уж куда как грустно было бы, будь это в самом деле так. А вот поди ж ты! Люди себя услаждают такими фантазиями, и сколько уж лет; и ведь вопреки очевидности!»

Рудинский прав. «Если еще химики… довольно успешно постигают технические знания», — пишет Месняев. Шутка сказать: «довольно успешно»! Вот, например, русских химиков наградили в 1958 г. Нобелевской премией. Так, пожалуй, выходит, что они даже очень успешно постигли свою науку.

В. Рудинский — новый эмигрант. Он кончил филологический факультет Петербургского университета, и с его свидетельством нельзя не считаться. Вот как в действительности обстояло дело.

В последние годы перед Второй мировой войной программа университета, рассчитанная на 5 лет, была очень обширной и солидной. Все студенты филологического факультета проходили обстоятельный, длящийся несколько лет курс истории античного мира, западного Средневековья и Ренессанса, а затем — новейшей истории; и отдельно подробный курс истории России. Гораздо большее число часов занимал, однако, начинавшийся с первого года и тянувшийся до конца курс литературы, включавший древнегреческую и древнеримскую, а затем европейскую (вместе с американской), опять-таки от истоков ее до наших дней. Параллельно с этим читался и подробный курс русской литературы.

Ни преподавание, ни проверка усвоения не были поверхностными. Изучение включало огромные списки обязательной для чтения литературы, и если на экзамене обнаруживалось, что студент не прочел включенное в список произведение Помяловского[280], Глеба Успенского[281], то это вело сразу же к снижению отметки, что отражалось на дипломе и чего студенты очень боялись. Если же студент проявлял нетвердое знакомство с Чеховым или Тургеневым, профессор почти неизбежно приглашал его зайти в другой раз, углубив свои познания. Вопреки твердо укоренившемуся в эмиграции представлению в программу входили Достоевский, в том числе и «Бесы», Лесков[282], А.К. Толстой[283] и ряд писателей, находящихся на плохом счету у советской власти.

Сказанное выше относится, в частности, к преподаванию русской литературы на «западном цикле», т. е. у студентов, специализировавшихся на изучении европейских языков. Для «русистов» требования были, соответственно, еще выше, как у «западников», они были выше по европейской литературе. Что до курса этой последней, его размеры были поистине необъятны, от французских «шансон де жест»[284] до Тассо[285] и Ариосто[286], Мильтона[287] и Шелли[288], Сервантеса и Кальдерона[289]; заканчивался курс Джойсом[290], Прустом[291] и Ромен Ролланом[292].

вернуться

275

Кузмин Михаил Алексеевич (1875–1936) — поэт, писатель, композитор, музыкальный критик, переводчик.

вернуться

276

Алексинская Татьяна Ивановна — (30 сентября/12 октября 1886, Москва — 20 октября 1968, Париж, похоронена на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа). Сестра милосердия, историк, мемуарист, общественный деятель.

Жена Г.А. Алексинского, мать Г.Г. Алексинского. Окончила Высшие медицинские курсы. Участвовала в революционной деятельности. В мировую войну работала в санитарном поезде на фронте, затем в хирургическом госпитале в Москве. В 1916 в Париже вышла ее книга «Среди раненых» (на французском языке).

В 1919 эмигрировала во Францию, жила в Париже. Работала в поликлинике «Convention». Сотрудничала во французской прессе. Основала Союз дипломированных сестер милосердия имени Ю. Вревской (1931), была бессменной председательницей его правления. Организовывала благотворительные вечера в пользу сестер милосердия. Участник Международных конгрессов сестер милосердия в Париже (1933) и Лондоне (1937). Входила в Комитет помощи Союзу русских военных инвалидов (1935). Во Вторую мировую войну организовала помощь русским солдатам, мобилизованным во французскую армию. Собрала большой архив по русской эмиграции. Публиковала очерки по истории революции и русской эмиграции и свои воспоминания в журналах «Возрождение», «Мосты», «Новый журнал», газете «Русская мысль».

вернуться

277

В Петербургском университете. Возрождение. 1959. № 89.

вернуться

278

Рудинский Владимир Андреевич — публицист, печатавшийся в журналах «Возрождение», «Новом журнале» и др. в 1950— 1970-х гг.

вернуться

279

Месняев Григорий Валерьянович — критик, публицист, печатавшийся в журнале «Возрождение» в 1950—1960-х гг. Автор книги «За гранью прошлых дней» (Буэнос-Айрес, 1957).

вернуться

280

Помяловский Николай Герасимович (1835–1863) — прозаик.

вернуться

281

Успенский Глеб Иванович (1843–1902) — прозаик, автор очерковых циклов «Нравы Растеряевой улицы», «Власть земли» и др.

вернуться

282

Лесков Николай Семенович (1831–1895) — прозаик, публицист.

вернуться

283

Толстой Алексей Константинович (1817–1875), граф — поэт, прозаик, драматург. Автор исторического романа «Князь Серебряный» (1863), драматической трилогии «Смерть Иоанна Грозного» (1866), «Царь Федор Иоаннович» (1868) и «Царь Борис» (1870), соавтор (с братьями Жемчужниковыми) пародийно-сатирических произведений, печатавшихся под псевдонимом Козьма Прутков.

вернуться

284

«Шансон де жест» (от фр. chanson de gestes) — французские средневековые эпические песни (сказания) о деяниях, подвигах.

вернуться

285

Тассо Торквато (1544–1595) — итальянский поэт Возрождения и барокко; автор героической поэмы «Освобожденный Иерусалим» (1580), подвергнутой суду инквизиции.

вернуться

286

Ариосто Лудовико (1474–1533) — итальянский поэт эпохи Возрождения, автор героической поэмы «Неистовый Роланд».

вернуться

287

Мильтон Джон (1608–1674) — английский поэт и политический деятель; автор поэм «Потерянный рай» (1667), «Возвращенный рай» (1671).

вернуться

288

Шелли Перси Биши (1792–1822) — английский поэт-романтик.

вернуться

289

Кальдерон де ла Барка Педро (1600–1681) — крупнейший драматург испанского барокко, создавший более четырехсот пьес разных жанров, в том числе 120 комедий.

вернуться

290

Джойс Джеймс (1882–1941) — ирландский прозаик-модернист. Автор романов «Улисс» (1922), «Поминки по Финнегану» (1939) и др.

вернуться

291

Пруст Марсель (1871–1922) — французский прозаик-модернист. Автор цикла романов «В поисках утраченного времени» (т. 1—16, 1913–1927).

вернуться

292

Роллан Ромен (1866–1944) — французский прозаик, публицист, музыковед. Лауреат Нобелевской премии (1915).