Т.е. я знаю, что ты и отрезанный от С<авинко>ва — никогда не простишь мне, что я была права. Именно это, а не то, что я была так виновата (этого я себе не прощу).
Но чужой правоты почти никто не может простить.
Какая боль, какая боль».
И вот, наконец, <19>24 г. Предательство Савинкова, его переход на сторону большевиков. Гиппиус записывает в ноябре: «Неужели? Неужели это совершилось? Дима, Бог рассудил, как я не думала. Как я счастлива эти дни. Я тебя видела, тебя выздоровевшего или выздоравливающего. После этих недель невероятного кошмара (за тебя все) — какая нечаянная радость! Эта книжка смысл потеряла. Так, для памяти, для себя. Чтобы «говорила же я…». А это и не нужно вовсе.
Вместо С<авинко>ва обнаружилось пустое, гадкое место, и я считаю чудом, совершившимся для тебя, что эта пустота обнаружилась, что ты мог увидеть.
Благодарение Богу за тебя, я знала, что ты не погибнешь «там», но какое счастье, что это дано здесь!
И если даже рана твоя болит и ты скрываешь боль напряжением воли — ничего, ничего! Все будет, то есть все уже есть, ибо ты — ты!»
Проходит шесть месяцев. В мае <19>25 г. получается из Москвы известие о «самоубийстве» Савинкова. Он якобы «выбросился» из окна тюрьмы. «На меня это не произвело впечатления, — записывает Гиппиус. — Убил ли он себя или что вообще случилось — не все ли равно?
Ведь он уже годы, как умер. Да и был ли когда-нибудь?
Дима, да, ты все-таки не простишь мне (или не забудешь), что я была права».
Проходит 11 лет. Но что Гиппиус за это время пережила, выражено ею в одной строчке, которой ее запись кончается. Вот эта строчка:
«Да, это пришло слишком поздно (для Д<имы>)».
В <19>43 г., за два года до своей смерти, она посвящает Философову последнее стихотворение:
Это единственное стихотворение Гиппиус, написанное в женском роде. И это, конечно, не случайно.
З. ГИППИУС И ЧЕРТ[553]
Впервые о черте Гиппиус упоминает в стихотворении «Гризельда» 1895 г.
Гризельда, ожидающая в замке возвращения с войны мужа, перенесла «неслыханные беды», ее пытался соблазнить сам «Повелитель зла».
И Гиппиус восклицает:
Но так восклицала в 1895 г. не она одна: русских поэтов Серебряного века связывало с французскими символистами не одно только название. Вопрос о черте — проблема зла была поставлена уже Бодлером и Верленом[554]. Их влияние в этом вопросе на русских символистов несомненно. Семя упало на благодарную почву.
Нет, отметить следует другое четверостишие:
Тут в последних двух строках — поворот от созерцания к действию, — еще робкий, полусознательный, но уже роковым образом неудержимый. Впрочем, яд действует медленно. Пройдет 7 лет, прежде чем она, как всегда, с предельной ясностью выразит в стихотворении «Божья тварь» свои чувства к Дьяволу. В промежутке, в 1901 г. — за год до этого, — непонятные для непосвященных строки о чудовище, которое все куда-то ее зовет и сулит спасение:
Что оно думает — она узнает не скоро. Но вот что о чудовище думает она сама:
Она братски разделяет с Дьяволом его страданье — результат их общего безумья. В чем именно это безумие мы узнаем в свое время. А сейчас о ее трех встречах с чертом.
О первой — стихотворение «В черту», помеченное 1905 г. Привожу его полностью:
Здесь сразу бросается в глаза, что черт приходит к ней отнюдь не как соблазнитель, ибо ее паденье совершилось до его прихода, а в некотором роде как бы для составления «протокола». Он, говоря современным русским языком, «констатирует факт». Далее следует отметить, что ведет он себя совсем не по-«чертовски». Он старается уязвить ее самолюбие, явно желая ей этим помочь «разорвать кольцо» — выйти из того неприятного положения, в какое она сама себя поставила. Кто он на самом деле — неизвестно. Однако есть все основания предполагать, что под плащом — ангел, а не черт.
Вторая встреча через 13 лет, в сентябре 1918 г. в Петербурге (прошу запомнить эту дату). О ней в стихотворении «Час победы»[557]. Заглавие многообещающее:
553
З. Гиппиус и черт. Новый журнал. 1967. № 86. За десять лет до этой публикации очерк печатался в журнале «Возрождение» (1957. № 72) в измененном и более полном виде под названием «Огненный крест» (см. Приложение).
557
«Час победы» — в этом стих. Злобин опустил эпиграф: «…Он ушел, но он опять вернется. // Он ушел и не открыл лица… // Что мне делать, если он вернется? // Не могу я разорвать кольца…» «В черту» (1905).
558
Он приходит теперь не так… — В стих. «Равнодушие» (1927) Злобин опустил эпиграфы: «Он пришел ко мне, а кто — не знаю,//Он плащом закрыл себе лицо…» (из стих. «В черту», 1906)и «Он пришел, глядит презрительно, // Кто — не знаю, просто он в плаще…» (из стих. «Час победы», 1918).