Она прошла и скрылась не спеша,
Крылом своим почти меня задела.
С тех пор забыла всё моя душа,
И ничему не радуется тело.
И всё слабее между ними связь.
О, эта чуждость! Словно в адском круге,
Они — две тени — странствуют, томясь,
И ничего не знают друг о друге.
Нерадостен бесплодный их союз.
И вот любви немеркнущая слава
Для тела бедного как тяжкий груз,
А для души как смертная отрава.
У двери («Путем случайным он пришел…»)
Путем случайным он пришел.
Он постучался.
Дверь отворилась. Он вошел
И не остался.
Но он придет, придет опять
Уж не случайно.
И снова будет он стучать
У двери тайной.
Вот всё исполнится сейчас,
Вздохни глубоко…
Но если он и в этот раз
Придет до срока,
И в этот раз душа твоя
Со дна колодца
Над ложью призрачного «я»
Не вознесется, —
Ты вновь останешься один
В неволе тесной.
Тебя крылатый андрогин —
Двойник небесный —
Введет улыбкою своей
Во искушенье.
И будет хуже всех смертей
Твое паденье.
«Душа моя, иль ты забыла…»
К.А. Виноградской
Душа моя, иль ты забыла,
В свой райский сон погружена,
Какая радостная сила
Тебе, сияющей, дана?
Но обескрыленное тело
Напрасно ждет твоих чудес.
Ты улыбаешься несмело
Счастливой пленницей небес.
Ты совлекаешь все, что тленно.
И вот свободна от оков,
Одна, покоишься блаженно
Среди несозданных миров.
И легче жертвенного дыма
Ты в небе таешь голубом…
Но смерть присутствует незримо
В чертоге солнечном твоем.
Она таит, она лелеет
Свою тяжелую стрелу.
Она, как плод, что втайне зреет,
Как угль, что рдеет сквозь золу.
Ни совершенством, ни страданьем,
Ни чистотой, ни красотой —
Ты победишь ее слияньем
Любви небесной и земной.
С тех пор… («Мы встретимся на будущей неделе…»)
«Мы встретимся на будущей неделе…»
Ты веришь? Что ж! Но я-то знаю, да,
Что и обнявшись, и в одной постели,
Не встретимся мы никогда.
Не ложь, о нет, не мог преодолеть я.
С тех пор… Но я молчу, не надо слов,
Прошли не дни — века, тысячелетья,
Мильоны световых годов.
Ты далеко в созвездьи Ориона,
Я на земле иль где-то на луне.
И что мне в том, что трубку телефона
Сниму и ты ответишь мне.
Зеркала («О, ты, кого неутомимо…»)
О, ты, кого неутомимо
В пустыне мира я искал,
Явись, мелькни полунезримо
В хрустальной ясности зеркал.
Бесстрастно уст моих холодных
Устами тихими коснись.
Из глубины озер безводных
Улыбкой вещей улыбнись.
Прости обманчивые речи
И праздные мои дела
За чистоту грядущей встречи,
Которой дышат зеркала.
Моей неволи сон печальный
Не вспоминай — он позади,
И душу тайною зеркальной
От смерти вечной огради.
Ее голос («Тиха святая Женевьева…»)[661]
«Тиха святая Женевьева
За аркой белою ворот…
Но от любви моей и гнева
Тебя разлука не спасет.
Нет, за тобой слежу я зорко
Из грозной вечности моей.
Воды кувшин и хлеба корка
Тебе за верность — ешь и пей!
И веселись. Я здесь — свободна.
Покорен ты своей судьбе.
Живи ж не так, как мне угодно,
А как изводится тебе.
Желаю счастья и успеха
Во всем: люби и будь любим.
Отныне больше не помеха
Я скромным радостям твоим.
Но если, сыт от пищи пресной
Любовью проклятых пиров,
Услышишь голос неизвестный,
Что всех нежнее голосов, —
То это я зову оттуда,
Предвозвещая близкий час.
Зову с надеждою на чудо,
Зову опять — в последний раз!»
Ответ («Еще не слышен голос Мой…»)
Зачем так горько прекословил
Надеждам юности моей?
Лермонтов
«Еще не слышен голос Мой,
Не долетает зов далекий,
Но будь готов — наступят сроки,
Мы снова встретимся с тобой.
Не удивляйся ничему
И ничему не ужасайся.
Любви и гневу Моему,
Как мертвый, не сопротивляйся.
Молчи и втайне разумей,
Какой венец тебе готовил,
Зачем так горько прекословил
Надеждам юности твоей».
«Мы всё забыли, и растрачен…»
Мы всё забыли, и растрачен
Бессмысленно остаток сил,
И час, который был назначен, —
Победы час — не наступил.
И вот скучаем и любовью
Томленье сонное зовем.
И словно соловьи над кровью,
О гибели своей поем.
«Утешительница всех скорбей…»