Мне безумно скучно.
— Сколько из них нам предстоит высидеть? — я шепчу Аиде.
— Я не знаю, — она пожимает плечами. — Сколько красивых девушек может быть в этом городе? Мы можем уйти сразу после.
Я бы уехал сейчас, но Аида, Кэл и я ехали вместе, и свет был приглушен до такой степени, что я, вероятно, не смог бы пробраться между столиками, не споткнувшись и не приземлившись кому-нибудь на колени.
Кроме того, слегка забавно видеть, как эти рогатые мужчины практически вступают в драку из-за некоторых девушек. Пара братьев претендует на одну и ту же цыпочку. Когда побеждает старший, младший брат, похоже, готов поднять камень и воспроизвести четвертую главу книги Бытия прямо здесь и сейчас.
К тому времени, как мы добираемся до десятой или одиннадцатой девушки, я начинаю зевать. Прошлой ночью я уснул слишком поздно. На самом деле, каждую ночь на этой неделе слишком поздно. Шампанское действует на меня.
То есть до тех пор, пока я не слышу имя Елена Енина.
Моя голова вскидывается. Я смотрю, как моя валькирия шагает по сцене.
Черт возьми. Я уже забыл, насколько она великолепна. На ней красное платье, которое облегает каждый ее изгиб. С этого ракурса ее ноги кажутся длиной около десяти миль. Она настолько сногсшибательна, что в толпе воцаряется настоящая тишина. Все девушки были хорошенькими, но Елена не красавица. Она чертова чародейка.
Я не могу поверить, что она здесь. Это второй раз чуть более, чем за неделю. Если бы я верил в знаки, я бы подумал, что это очевидное чудо.
Я смотрю на нее с открытым ртом, когда она поворачивается и смотрит прямо на меня. Она замирает, электрический разряд проходит между нами.
Конечно, это не осталось незамеченным моей сестрой. Ничего не происходит.
Аида наклоняется, чтобы прошептать:
— Ты ее знаешь?
Я быстро качаю головой.
— Нет, — лгу я.
— Похоже, ты ее знаешь, — бормочет Аида.
Торги уже начались.
Каждый присутствующий мужчина хочет ее. Цена увеличивается с каждой секундой. Я оглядываюсь на мужчин, делающих ставки, желая оторвать головы каждому из них. Как смеют эти гребаные ублюдки пытаться купить ночь с ней, как будто у них есть шанс с такой богиней, как она?
Мне не нравится, как выглядит кто-либо из них. На самом деле, я их чертовски ненавижу. Особенно Карла Энглвуда. Он высокомерный говнюк, с которым мои братья столкнулись лбами несколько лет назад, когда он пытался заблокировать наши разрешения на строительство башни на Оук-стрит. Он застройщик и такой же головорез, как любой мафиози. Плюс он коллекционирует машины, часы, а женщинами играет в карты. Бьюсь об заклад, он был бы чертовски рад заполучить Елену.
Почему она вообще там, наверху? Я оглядываю столы в поисках ее отца.
Я знаю, как выглядит Алексей Енин. На самом деле я с ним не встречался, но Неро показал мне зернистую фотографию, когда он впервые заменил Кристоффа на посту главы Чикагской братвы. Это была старая фотография времен его службы в КГБ, когда он был молодым и стройным, с тщательно подстриженными усами.
Я замечаю его на противоположной стороне комнаты. Он выглядит почти также, как на фотографии, только одет в смокинг вместо военной формы, немного толще в груди и плечах, теперь с окладистой бородой. Он ухмыляется Елене, довольный тем, что она вызывает такой интерес.
Я тоже его ненавижу. Я не знаю, с какой целью он выставляет свою дочь на продажу, но мне это не нравится.
Я наблюдаю, как война за торги скачет взад и вперед между мужчиной, который слишком стар, чтобы даже подумать о том, чтобы прикоснуться своими морщинистыми руками к Елене, дерзким парнем из братства, который практически пускает слюни на стол, и этим алчным ублюдком Энглвудом.
Я не хочу, чтобы кто-нибудь из них трогал ее.
Если кто-то и собирается пригласить ее на свидание, то это должен быть я.
Не задумываясь, даже не обдумывая то, что я собираюсь сказать, я хватаю свою табличку и кричу:
— Двадцать тысяч!
Каллум смотрит на меня так, будто у меня только что выросла вторая голова. Аида в равной степени шокирована, но затем ликует.
— Какого хрена ты делаешь? — она хихикает.
Парень из братства не может идти в ногу с этим, ему приходится бросить это. Но Энглвуд пронзает меня упрямым взглядом. У нас уже был разговор раньше. Теперь он в восторге от возможности всучить это мне в публичной обстановке, где я не смогу потом выбить ему гребаные зубы.
Ставки между нами меняются, подскакивая с двадцати до двадцати шести тысяч.
Энглвуд выглядит взбешенным, отчасти потому что я уверен, он думал, что наверняка отвезет Елену домой, а также потому, что я разжег в нем огонь соперничества. На кону его гордость, и он не хочет отступать.
Думаю, могли бы сказать тоже самое обо мне. Но мне похуй, что думают эти люди. Я делаю ставку только по одной причине: потому что я хочу снова увидеть Елену. Если ее отец согласился вывести ее на сцену для этого аукциона свиданий, он, очевидно, не против, если кто-то выиграет ночь с ней. Почему это не должен быть я?
Возможно, это мой единственный шанс вытащить ее с его благословения. Мой шанс увидеть ее, не разжигая войны между нашими семьями.
— Тридцать тысяч, — говорит Энглвуд, бросая на меня торжествующий взгляд, как будто я ни за что не смогу превзойти это.
Это смехотворная сумма за свидание.
Мне все равно. Как, черт возьми, еще я должен тратить свои деньги?
Я поднимаю взгляд на Елену. Я пытаюсь прочитать выражение ее лица. Хочет ли она, чтобы я продолжал? Хочет ли она увидеть меня снова?
Ее так трудно читать. Я не ожидаю, что она сделает что-то настолько банальное, как на самом деле улыбнуться мне. Она русская — они не ведут себя дружелюбно.
Но я смотрю в эти блестящие фиалковые глаза, большие, распахнутые и сияющие, как звезды, и я почти уверен, что она тоже этого хочет.
— Пятьдесят тысяч, — говорю я.
Вот и все для Энглвуда. С презрительной усмешкой он бросает свою лопатку.
Елена моя. Хотя бы на одну ночь.
Я чувствую прилив восторга сильнее, чем что-либо, что я испытывал за последние месяцы. Наконец, победа.
— Ты не в своем уме, — посмеивается Каллум.
— Если ты собираешься потратить все свои деньги на девушку, по крайней мере, ты выбрал самую горячую, — Аида ухмыляется. — Боже мой, подумай, какими высокими были бы твои дети... из вас могла бы получиться целая команда НБА!
Она вздрагивает, когда Каллум наступает ей на ногу под столом.
— Ой! Почему ты… о, прости, Себ, я не хотела поднимать... ну, ты понимаешь.
— Вы можете говорить о баскетболе. Это не Волдеморт.
— Я знаю, — говорит она. — Просто пытаюсь быть чувствительной.
— Ну, не надо, — говорю я. — Это странно, и у тебя это плохо получается.