Я вижу, как он смотрит на меня.
Многие мужчины смотрят на меня, фактически, почти все. Но только он смотрит на меня с обидой, как будто я принадлежу ему, и меня несправедливо отняли.
Одним из моих самых больших страхов перед этой помолвкой с Себом было то, что мой отец однажды отдаст меня Родиону в награду за его верную службу.
Что беспокоит меня больше всего, так это то, насколько хорошо я его понимаю. Я привыкла улавливать значение маленьких знаков и жестов из-за моей матери. Она общалась тихо, чтобы избежать внимания bratoks или отца.
Я ненавижу, что Родион напоминает мне о ней странным и извращенным образом. Он, как чудовищная, причудливая версия ее. Большая и неповоротливая, в то время как она была нежной и миниатюрной. Злобная, где она была фундаментально доброй. Угрожающая, когда она сделала бы все, чтобы защитить меня.
Я ненавижу то, что понимаю его, не желая. Я знаю, что означают все его знаки, хотя никогда не собиралась их изучать.
Возможно, это часть того, почему он зациклен на мне. Потому что он знает, что я понимаю его. Он думает, что между нами есть какая-то связь.
Может быть, мне следует пожалеть его. В конце концов, потерять способность говорить ужасно, особенно таким унизительным способом. Честь — это все для братвы. Родиона лишили чести и авторитета. Он годами неустанно трудился, чтобы восстановить свое лидерское положение при моем отце.
Но я не могу его жалеть. Потому что у него нет жалости ни к кому другому. Я никогда не забуду час пыток, которым он подвергал Рэймонда Пейджа, пока я была вынуждена сидеть и смотреть. Я видела удовольствие на лице Родиона и на лице моего отца.
И именно поэтому я всегда буду презирать их обоих.
Я понимаю насилие по необходимости. Но наслаждаться им... этого я никогда не пойму. И я никогда не буду уважать это.
Я перестала плавать. Я покачиваюсь в воде, как буй, оглядываясь на Родиона с каждой унцией презрения, на которое только способна. Я не могу позволить ему увидеть, как сильно он меня пугает. Я знаю, что он питается страхом.
Вместо этого я говорю так строго, как только могу:
— Чего ты хочешь? Ты беспокоишь меня.
Родион смотрит на меня сверху вниз, неулыбчиво, скрестив руки на широкой груди, отказываясь отвечать даже знаком.
Мое сердце сильно бьется, но я поднимаю подбородок, притворяясь, что смотрю на него сверху вниз, пока я плыву, полуголая и уязвимая в воде.
— Уходи, — говорю я, как будто приказываю собаке.
Родион просто слегка наклоняет голову в сторону, глаза сузились, губы скривились.
— Если ты приблизишься ко мне снова после того, как я выйду замуж, мой муж убьет тебя, — шиплю я на него.
Затем, не дожидаясь ответа, я заставляю себя снова начать плавать кругами. Я чувствую себя ужасно беззащитной, зная, что мы совсем одни на заднем дворе. Он может прыгнуть в бассейн и утянуть меня вниз своим массивным телом, тихо утопив в хлорированной воде.
Но я все равно продолжаю плыть, отказываясь останавливаться, отказываясь смотреть на него. И когда я, наконец, снова поднимаю взгляд, после двадцати кругов или около того, его нет.
15. Себастьян
Сегодня день моей свадьбы.
Я чувствую настолько острое волнение, что это почти болезненно. В моей груди слишком тесно, чтобы дышать. Я чувствую напряжение и лихорадку.
И все же я счастливее, чем когда-либо.
Прошлой ночью у меня была мальчишник с Неро, Джейсом, Джованни и Броуди. Броуди был моим соседом по комнате в колледже и другом в баскетбольной команде. После окончания учебы он год играл в Китайской лиге. Теперь он вернулся в Чикаго, рассказывая истории о том, как много девушек в Пекине хотели попробовать белого чувака ростом 6 футов 8 дюймов, даже с такой уродливой рожей, как у него.
Джованни — один из моих помощников, обычно отвечающий за покерный клуб. И, конечно, Джейс был одновременно соседом по комнате и солдатом, вплоть до этой недели. С сегодняшнего дня он будет жить один в квартире в Гайд-парке, в то время как я буду с Еленой.
Мысль о том, чтобы просыпаться с ней каждое утро, видеть ее каждый раз, когда я прихожу домой, делает меня счастливее, чем я могу выразить. Мне было бы похуй, даже если бы мы переехали в картонную коробку, если бы она собиралась быть со мной.
Но я хотел подарить ей самую красивую квартиру, какую только можно вообразить. Что-то, где было бы пространство и свет, и, самое главное, принадлежало бы ей. Я хочу, чтобы она выбрала цвет стен, мебель. Я хочу, чтобы она хоть раз в жизни почувствовала, что это все ее собственное, никем не навязанное.
К сожалению, у нас пока не было времени выбрать многое из того, что нужно, из-за того, насколько поспешной была свадьба. Но будет еще много времени. Все время в мире.
Я сказал своим друзьям, что меня не интересуют стриптизерши, поэтому вместо этого мы пошли пить в «Бларни Стоун». Если бы я женился год назад, я уверен, что Неро спорил бы со мной по этому поводу. Но он верен Камилле и, казалось, совершенно доволен тем, что пропустил несколько рюмок, а затем пригласил Джованни сыграть в бильярд, даже не потрудившись проверить студенток, выстроившихся в очередь у бара, которые продолжали бросать в его сторону полные надежды взгляды.
Джейс облокотился на стол обоими локтями, мрачно прихлебывая пиво.
— Я не могу поверить, что вы обогнали меня с серьезными отношениями, — сказал он, бросив недоверчивый взгляд на меня, а затем на Неро.
— Я все еще одинок! — Броуди отошел от бильярдного стола.
— Конечно ты одинок! — Джейс крикнул в ответ. — Только посмотри на себя!
Броуди пожал плечами и усмехнулся. У него голова размером и формой с переросшую картофелину и одна из самых клочковатых бород, которые я когда-либо видел, так что он привык относиться к своей внешности дерьмово.
— И ты... — Джейс недоверчиво покачал головой. — Ты просто идешь по улице и случайно сталкиваешься с русской богиней. Некоторым парням всегда везет.
— Может быть, у Елены есть двоюродная сестра, — сказал я ему, пытаясь подбодрить его.
— Правда? — сказал Джейс, немного оживившись. — Она придет завтра на свадьбу? Потому что я буду выглядеть чертовски элегантно в своем новом костюме.
— Я не знаю, — засмеялся я. — Это будет крошечная церемония. Просто с ужином после, никакого торжества.
Джейс надулся при мысли, что не будет торжества, на котором он мог бы потанцевать с великолепными русскими кузинами из его воображения.
— Как насчет медового месяца? — он сказал. — Ты поедешь в ее родную страну? Ты мог бы взять меня с собой... Я мог бы нести твои чемоданы...
— Мы едем в Швейцарию, — сказал я ему. — Но не в ближайшие пару месяцев. Мы хотим отправиться с рюкзаком в Альпы, и нам нужно больше времени, чтобы все спланировать.