— Грета, — говорю я. — С русскими еще не все кончено.
Ее нижняя губа дрожит, и она сжимает рот в твердую линию, чтобы удержаться от рыданий. Я предполагаю, что она вспоминает свой ужас в тот момент, когда Братва встала со своих мест и направила на нее оружие.
— Ты знаешь, что я должен сейчас сделать, — говорю я ей.
Грета медленно качает головой, ее ясные голубые глаза устремлены на меня.
— Ты не надо ничего делать, Себ, — тихо говорит она.
— Надо.
— Почему? — говорит она. — Потому что ты думаешь, что твой отец хотел бы отомстить? Вот почему?
— Нет, — говорю я, но Грета продолжает, пересиливая меня.
— Потому что я не была бы так уверена в этом, Себ! Энзо много чего рассказал мне за последние несколько лет. Вещи, которые он совершил. О чем он сожалел. Его надежды и мечты о вас, дети. И особенно о тебе, Себ. Он сказал, что ты хороший человек. Он сказал, что ты не похож на него… ты больше похож на свою мать…
— Он был неправ, — коротко говорю я, обрывая ее. — Я ничем не отличаюсь от Данте или Неро, или даже от своего отца. На самом деле, я мог бы быть хуже.
— Ты же не хочешь сказать, что...
— ДА, ХОЧУ! — я лаю, заставляя Грету замолчать. — Грета, Я НЕНАВИЖУ Енина. Я собираюсь найти его, и я собираюсь снести его гребаное лицо с черепа, точно также, как он сделал с папой. Он нарушил кровный контракт, и он заплатит за это, что бы мне ни пришлось сделать. Я собираюсь убить его, и его сына, и каждого из его людей. Я собираюсь стереть их с лица этой земли, чтобы любой, кто хотя бы мечтает снова поднять руку на нашу семью, вспомнил, что случилось с русскими, и затрясся от страха.
Грета смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Она никогда раньше не слышала, чтобы я так говорил.
— Ты слышала, папу, — я говорю ей. — За каждый удар наноси еще три ответных. Наша ярость побеждает их жадность.
— В ту ночь он был сам не свой! — Грета плачет. — Он никогда не хотел этого для тебя.
Я на мгновение замолкаю, вспоминая мысль, которая пришла мне в голову, когда мы закончили нашу шахматную партию.
Я думал, однажды ночью мы сыграем в нашу последнюю игру. И я не буду знать, что это последняя игра, когда это произойдет.
Это была та ночь. Это был последний раз. И, как я и думал, у меня не было предчувствия, что это будет последний раз.
— Не имеет значения, для кого он хотел этого: для меня или моих братьев. Я здесь, и я единственный, кто готов встретиться с этим, — говорю я Грете. — Я иду по этому пути, и я не ожидаю, что ты последуешь за мной. Я не ожидаю, что ты будешь меня поддерживать. Ты знаешь, что папа оставил тебе пять миллионов в своем завещании…
— Мне не нужны эти деньги! — Грета плачет.
— Ты возьмешь их, — говорю я ей. — Они твои. Ты любила нас, ты растила нас, ты заботилась о нас. Ты была нашей семьей. Ты делала папу счастливым, когда почти ничто другое не могло. Тебе следует позаботиться о себе сейчас. Путешествуй, посмотри мир, делай все то, что ты откладывала в сторону, когда ставила нас на первое место.
Грета теперь хмурится. Она выглядит сердитой, а когда Грета злится, тебе лучше быть начеку. У нее мощный запал, за которым скрывается много динамита.
— Мне наплевать на путешествия, — говорит она мне. — Это мой дом. Ты моя семья. Не иногда, ВСЕГДА.
— Я не могу защитить тебя, — говорю я ей. — Я не смог защитить папу или кого-либо еще. Это война, Грета. Перемирие больше невозможно. Мы уничтожаем русских сейчас, или они уберут нас одного за другим. Один из нас уничтожит другого. Это победа или смерть.
Грета смотрит на меня, ее лицо покрыто пятнами, а глаза полны слез. Ее руки спокойно сложены на столе.
— Я никогда не была замужем, — говорит она. — У меня никогда не было детей. Я никогда не создавала собственную семью. Я связала свою судьбу с Галло, к лучшему или к худшему. Я помогала растить тебя, твоих братьев и сестру. И я помогу поднять ваших детей тоже.
— У меня не будет детей, — говорю я ей.
Я думал, что хотел бы этого, когда мечтал о том, какой будет моя жизнь с Еленой. Но теперь моя жена заперта в подвальной камере, и эти мечты разорваны в клочья и залиты кровью. Ни у кого из нас нет будущего. Никаких детей для возобновления этой семьи, во всяком случае, не от меня.
— Ты не знаешь, что будет дальше, — огрызается Грета. — Ты больше не мальчик, но и не мужчина, если все еще думаешь, что можешь предсказывать будущее.
— Тебе следует, по крайней мере, уйти, пока это не уладится…
— НЕТ! — кричит она, ее щеки пылают яркими пятнами. — Я остаюсь здесь! И я буду работать, как смогу. Это то, что приносит мне счастье, Себастьян. Меня не волнуют путешествия, и меня не волнует безопасность. Если бы я так думала, я бы никогда не заняла эту должность с самого начала. Ты знаешь, твой отец рассказал мне правду о своей работе в тот день, когда нанял меня? Он никогда не лгал мне, Себастьян. Не думай, что я была какой-то слепой дурой, защищенной от правды! То, что я делаю, скромно, но я одна из вас, и я всегда была.
Я никогда не мог выиграть спор с Гретой. Она никогда не отступает, когда уверена, что она права.
И в данном случае, что я вообще пытаюсь доказать? Что она была бы счастливее одна в Италии или солнечной Испании?
— Итак, — твердо говорит Грета, решив, что ее точка зрения была высказана, — Кого ты запер под гаражом?
Я смотрю на нее, пораженный. Я не думал, что она даже знала о камере под гаражом.
Она закатывает на меня глаза.
— Я знаю каждую часть этого дома, мальчик, — говорит она. — Помни, что я убирала его еще до твоего рождения.
— Там Елена, — признаюсь я.
— СЕБАСТЬЯН! — кричит она.
— Не спорь со мной в этом, — яростно говорю я ей. — Она солгала мне, и она предала нас всех. Мы понятия не имеем, что она сказала своему отцу, или что она скажет ему дальше, если мы ее отпустим.
— Ты не можешь держать свою жену взаперти в подвале! — Грета кричит.
— Да, я, блять, могу, и если ты так решительно настроена остаться здесь, ты поможешь мне, — говорю я.
— Как помочь тебе? — Грета хмурится.
— Ей нужна еда и антибиотики, — говорю я. — И тебе, возможно, придется сменить ей бинты.
— Бинты! Ты…
— Я не причинил ей вреда. В нее стреляли на свадьбе. Доктор Блум приходил навестить ее, с ней все будет в порядке.
Грета хмуро смотрит на меня, ей это совсем не нравится.
— Не отпускай ее, — предупреждаю я Грету. — Я серьезно. Я не единственный, кто чертовски зол на нее. Русские, возможно, тоже, потому что она помешала им убить меня. Она в безопасности именно там, где она сейчас.
Грета поджимает губы, но не спорит. Это означает, что она сделает это, даже если ей это не нравится.