Вот почему я выбрала это платье на свадьбу, потому что оно напомнило мне о маленьком кусочке космоса. Казалось, это символизировало насколько сильной была наша любовь. Что это было неприкосновенно для моего отца или кого-либо еще.
Но я ошибалась.
Мой отец уничтожил все в один момент.
И теперь я здесь, в этой камере, без солнца, луны или звезд. Потому что они уничтожены. Потому что Себастьян меня больше не любит.
Я слышу скрип щеколды и сажусь, думая, что Грета вернулась с чаем или супом.
Вместо этого дверь открывает Себастьян.
Хотя я знаю, что сейчас он ненавидит меня, чувство, которое возникает в моей груди, не является ответной ненавистью. Это стремительная и отчаянная тоска. Я все еще люблю его лицо. Я все еще люблю его фигуру. Я все еще люблю эти темные и пытливые глаза, даже если в них нет никакой привязанности ко мне.
— Где твоя одежда? — Себастьян говорит.
Он бросает взгляд на мое почти обнаженное тело, затем быстро отводит взгляд снова.
— Я не могу надеть пижаму, — говорю я. — Из-за этого.
Я поднимаю руки, чтобы показать наручники на своих запястьях и цепи, которые тянутся к стене.
— О, — говорит Себастьян.
Он на мгновение задумывается, затем делает шаг ко мне. Он достает ключ из кармана и открывает четыре наручника, один за другим.
Он должен приблизиться ко мне, чтобы сделать это. Достаточно близко, чтобы я могла почувствовать до боли знакомый аромат его кожи. Мое сердце колотится о ребра, как кулак, бьющийся о прутья клетки.
Когда оковы снимаются с моих запястий, Себастьян видит, что кожа красная и саднит в тех местах, где она натиралась. Я вижу гримасу вины, которая мелькает на его лице, прежде чем он подавляет ее.
— Грета тебя кормила? — спрашивает он.
— Да. Она заботится обо мне.
Я вижу, как его взгляд скользит к повязке на моем плече. На этот раз он не может скрыть беспокойства на своем лице. В меня стреляли, когда я пыталась спасти его, и он это знает. Это не компенсирует того, что я сделала. Но все равно это что-то значит.
— Почему ты держишь меня здесь? — я спрашиваю Себастьяна.
Я хочу знать, планирует ли он убить меня. Потому что если он это сделает, то с таким же успехом он мог бы сделать это сейчас.
— Почему? — рычит он. — Ты хочешь вернуться домой к своему отцу и брату?
— Нет, — говорю я.
— Почему бы и нет?
— Потому что ты мой муж, — тихо говорю я. — Нравится тебе это или нет. Я принадлежу тебе... или никому. Я никогда не вернусь в тот дом.
У меня на пальце все еще кольцо Себастьяна. Он не снял его с меня. Он мерцает... как одна крошечная звезда, которую еще предстоит погасить.
Лицо Себастьяна — это водоворот эмоций. Я не могу прочитать их все. Там определенно присутствует гнев. И, может быть, может быть... печаль тоже.
Ему требуется мгновение, чтобы взять себя в руки, прежде чем он говорит тихо и холодно:
— Я хочу, чтобы ты рассказала мне все, что знаешь о бизнесе своего отца. Имя каждого из его bratoks. О всех его владениях. Я хочу знать, где он действует, как он действует, где он хранит свои наркотики, свое оружие, свои деньги. Я хочу знать его друзей и его врагов. Каждый секрет, который он говорил. И не говори мне, что ты не знаешь, Елена… я знаю, какая ты умная. Сказал ли он тебе прямо или нет, я знаю, что ты многое видела. Если ты соврешь мне об одной единственной вещи...
Невысказанная угроза повисает в воздухе, еще более зловещая, потому что Себастьян не утруждает себя приданием ей окончания. Он не обязан. Мы оба знаем, что если я предам его снова, он убьет меня.
Это не имеет значения. Верит мне Себастьян или нет, я никогда больше не буду ему лгать.
Больше часа я рассказываю ему каждую деталь, которую я когда-либо наблюдала в бизнесе моего отца. Себастьян прерывает только для того, чтобы прояснить некоторые моменты. Когда я заканчиваю, он медленно кивает, но не благодарит меня.
Вероятно, мне следует промолчать, но я не могу не спросить его:
— Что ты собираешься делать?
Себастьян смотрит мне прямо в глаза, его лицо — безжалостная маска.
— Я собираюсь убить каждого из них, черт возьми, — говорит он.
Это то, что я подозревала, но его слова все равно подействовали на меня как пощечина.
Один из этих мужчин — Адриан.
Несмотря на то, что он пришел на мою свадьбу, чтобы убить моего мужа... Я все еще люблю своего брата.
Я не утруждаю себя мольбами о сохранении его жизни. Я знаю, Себастьян не послушает.
Все, что я могу делать, это смотреть, как он выходит из камеры, мои внутренности сжимаются от горя.
Я не могу представить сценарий, при котором и мой брат, и мужчина, которого я люблю, уйдут отсюда живыми.
21. Себастьян
Если рядом со мной нет Данте или Неро, мне нужен другой союзник.
Очевидный выбор — Гриффины. Даже после смерти моего отца наш союз все еще остается в силе, особенно с учетом того, что нынешний наследник обеих наших империй — Майлз Гриффин, сын Каллума и Аиды.
Проблема в том, что Гриффины пытаются добиться полной законности. Каллум баллотируется на пост мэра всего этого чертова города. Последнее, чего он хочет, это быть втянутым в кровавую битву с русскими.
Но есть кое-кто еще, к кому я могу обратиться. Кто-то, у кого своя обида на русских. Кто-то, кто, вероятно, почувствует, что гнев Алексея Енина обрушится на него следующим, после того, как меня убьют…
Я выезжаю на своем потрепанном грузовике на окраину города, а затем по длинной извилистой дороге направляюсь к уединенному особняку Миколашу Вилку.
Это место выглядит жутковато даже средь бела дня. Он окружен таким количеством толстых и разросшихся деревьев, что солнечный свет едва проникает на подъездную дорожку. Это готический особняк, темный и обширный, с большой стеклянной оранжереей на одном конце и бесконечными башнями, фронтонами и дымовыми трубами по всей длине.
Я паркуюсь рядом с пустым фонтаном, заполненным листьями, затем медленно иду к входной двери, чтобы у людей Миколаша было достаточно времени хорошенько рассмотреть меня через камеры наблюдения. Польская мафия порочна и замкнута, а самого Миколаша трудно назвать общительным. Он и Несса, как правило, остаются взаперти в своем доме, где очень мало посетителей.
Я стучу в дверь, ожидая, что ее откроет один из braterstwo.
Вместо этого меня встречает сама Несса Гриффин.
Она открывает дверь, ее щеки раскраснелись, а светло-каштановые волосы собраны в беспорядочный пучок на макушке. На ней трико, колготки и очень потрепанные балетные пуанты. Она слегка вспотела, вероятно, не только от бега к двери.