Енин силен, но я сильнее. Он жесток, но я чертов садист. Он умирает от рук монстра, которого создал.
Наши руки сомкнулись вокруг горла друг друга, и он сжимает его со всей силы. Я душу его в ответ с удвоенной силой, пока не слышу, как щелкают кости в его шее. Мои пальцы впиваются в его плоть, пока кровь не стекает вниз, и я продолжаю сдавливать его, пока единственный свет в его глазах — это искры горящего дома.
Только тогда я отпускаю его.
Но я еще не закончил.
Я перехожу дорогу, не обращая внимания на пули, летящие вокруг меня. Я хромаю, тяжело опираясь на рабочую ногу, волоча за собой кричащее колено.
Люди Миколаша все еще сражаются с последними солдатами Енина. Огонь бушует, а сирены все ближе. С хрустом шин по битому стеклу я слышу, как подъезжает еще одна машина. Кто-то выкрикивает мое имя.
Я продолжаю идти.
Я не вижу ничего, кроме огня. Я не чувствую ничего, кроме ярости.
Это еще не конец, пока Родион и Адриан не умрут.
Я ищу громоздкую фигуру молчаливого гиганта. Или белокурые волосы брата Елены.
Я чуть не наступаю на Адриана.
Он лежит в грязной, вытоптанной траве на лужайке перед домом. Его волосы уже совсем не светлые, потому что большая их часть выгорела. Вся правая сторона его лица и тела обуглена. Я вижу дымящиеся остатки веревки вокруг его левого запястья и кусок сломанного стула, к которому он был привязан.
Он смотрит на меня, один глаз опухший, закрытый, другой ясный и окрашенный в особый фиолетовый оттенок.
— Пожалуйста... — хрипит он.
Я осматриваюсь на землю. В дюжине ярдов от нас валяется брошенный автомат Калашникова. Я поднимаю его, хромая обратно к моему врагу еще раз.
Я направляю ствол прямо ему между глаз, мой палец сжимается на спусковом крючке.
— СЕБАСТЬЯН!!! — кричит кто-то.
Не кто-то.
Елена.
Я бы узнал ее голос где угодно.
Я застыл на месте. Каждый импульс моего мозга кричит мне убить Адриана, сделать это сейчас. Он бы застрелил меня, если бы ему снова представился шанс. Он застрелил бы любого, кого я люблю. Он может даже застрелить Елену.
Но как только Елена оказывается рядом со мной, мой мозг теряет контроль. Мое тело берет верх. Оно поворачивается к ней, без раздумий или выбора, как цветок, поворачивающийся к солнцу.
Она выглядит грязной, безумной, поцарапанной и избитой. В копоти, в разорванной и окровавленной одежде. И все же она так красива, что я едва могу это выносить.
Ее прекрасные глаза устремлены на мое лицо, наполненные слезами и мольбой ко мне.
— Пожалуйста, Себастьян, — умоляет она. — Пожалуйста, не убивай его... Я умоляю тебя. Пожалуйста, не надо.
Винтовка все еще направлена на ее брата.
Я поклялся себе, что не остановлюсь. Я поклялся, что буду машиной.
Но мое сердце трепещет, непроизвольно сжимаясь в груди, чем ближе Елена подходит ко мне.
— Пожалуйста, — шепчет она.
Я сгибаю пальцы, чтобы убедиться, что все еще контролирую свою руку.
Я мог бы застрелить Адриана, если бы захотел.
Но я больше не хочу. Вид Елены смыл последние остатки моей боли. Она вернулась. И не к Адриану, я вижу это по ее лицу. Она здесь ради меня.
Я бросаю винтовку на землю.
Со всхлипом Елена бросается на меня, почти сбивая с ног. Я рычу от боли.
— Ты в порядке? — Елена рыдает.
— Да, — говорю я. — А ты?
— Да.
Она крепко обнимает меня, с той же свирепостью, которую я видел в самый первый день, когда встретил ее. Она обнимает меня, как валькирия. Как будто она убила бы любого, кто попытался бы встать между нами.
Затем, когда она отпускает меня, она падает рядом со своим братом и кричит:
— Адриан!
Ее брат смотрит на нее, стиснув зубы от боли.
— Скорая помощь едет, — плачет Елена. — Держись...
— Это... это... — хмыкает Адриан.
— Что? — Елена говорит. — О чем ты говоришь?
— Твоя вина... — шипит Адриан. Он не смотрит на сестру с любовью или даже облегчением от того, что она все еще жива. Он смотрит на нее с чистой ненавистью.
Я вижу этот взгляд, и мне хочется схватить винтовку и убить его здесь и сейчас. Я не хочу, чтобы он был в машине скорой помощи или на больничной койке. Я не хочу, чтобы он выздоравливал, в то время как его разум все еще кипит от ярости на Елену.
Елена бросает на меня быстрый взгляд, как будто знает, о чем я думаю. Ее губы сжимаются, и она быстро качает головой.
Она этого не сделает. Она также не хочет, чтобы я это делал.
Мне это совсем не нравится. Это заставляет меня волноваться и бояться.
Но моя любовь к Елене сильнее моего беспокойства.
Кто-то хватает меня за плечо и разворачивает к себе.
— Себ! — Аида кричит. Ее лицо также покрыто полосами дыма, и она сжимает пистолет в свободной руке. Каллум находится рядом с ней, прикрывая ее на случай, если кто-нибудь попытается напасть на нее сзади. Двор усеян мертвыми русскими и, по крайней мере, двумя людьми Миколаша. Я вижу фигуру лицом вниз, которая похожа на Боско Бьянки.
Но стрельба прекратилась. Где-то рядом воют сирены, и я не думаю, что осталось с кем сражаться.
— Поехали! — Аида говорит.
— Где Миколаш? — я спрашиваю.
— Он уже уехал со своими людьми.
— Нам лучше сделать тоже самое, прямо сейчас, черт возьми, — говорит Каллум. — Или никакие взятки не помогут нам выбраться из этого дерьмового шторма.
Тяжело опираясь на Елену, я ковыляю, насколько могу, обратно к машине Каллума. Мы с Еленой садимся сзади, в то время как Каллум занимает водительское сиденье, а Аида садится на пассажирское.
Пока Каллум мчится прочь по улице, Аида бросает один опустошенный взгляд назад, на наш горящий дом. Зеркало заднего вида пестрит мигалками патрульных машин, пожарных машин и машин скорой помощи.
Я предполагаю, что они найдут Адриана со временем, но я надеюсь, что они этого не сделают.
32. Елена
Я прижимаюсь к Себастьяну на заднем сиденье машины. Его тяжелая, теплая рука на моих плечах, единственное, что сейчас удерживает меня в здравом уме.
Я не могу выбросить из головы образ моего брата, его красивое лицо так сильно сгорело с правой стороны, и, что еще хуже, ненависть в его глазах, когда он смотрел на меня. Я никогда, никогда, никогда бы не подумала, что мы с ним окажемся по разные стороны баррикад. Но это был последний поступок моего отца — вклиниться между нами, как он всегда пытался сделать, когда был жив.