– Говори толком! Что ты душу терзаешь?
– Да о похоронке я, будь она проклята…
– Что ты говоришь?! – закричала Мария Михайловна. – Нет! Не-е-ет! Не может бы-ы-ыть!!!
– Вот! – хлопнула письмоноска рукой по столу, махнув извещением. – Если бы не она… Угорели бы! Сердешная-я-я! – перешла на рев почтальонша. – Молись! Это Бог вас хранит…
Слез было много.
ТОВАРНЯКИ ШЛИ НА ПРОХОД
Рассказ
Во время Отечественной войны много ребят из блокадногоЛенинграда учились в Ленинградском техникуме точной механики и оптики.
Мы дружили вчетвером: Ваня, Витька, Радик и я. Ванина мать, военврач Ленинградского фронта, отправляя сына в эвакуацию, дала ему адрес своей дальней родственницы. Звали ее тетя Дуся. Летом сорок третьего после осоавиахимовского лагеря мы помогли ей заготовить сено для коровы. За это тетя Дуся выделила каждому из нас по восемь ведер картошки. Зимой сорок третьего – сорок четвертого мы ездили к ней за картошкой два раза в месяц.
Товарняки через нашу станцию шли почти всегда не останавливаясь – на проход. Мы узнавали, по какому пути пойдет состав, становились на небольшом расстоянии друг от друга и ждали, готовясь к прыжку.
Витька очень зазнавался, потому что его отец был какой-то важной шишкой. Радик выделялся своей комсоставской шинелью и красным командирским ремнем. Достались они ему случайно. По дороге в Сибирь он неожиданно встретил своего старшего брата на полустанке. Радик доваривал кашу, которую не успел сварить на предыдущей станции, а брат от встречного воинского эшелона подошел к костерку, видя, что едут эвакуированные.
Уходя к своему трогающемуся составу, брат еще раз внимательно посмотрел на закопченного сажей мальца – и обмер: узнал! А эшелон уже набирал скорость. Он сбросил с плеч новую шинель Радику, красный командирский ремень и побежал, оглядываясь и выкрикивая номер части. Радик семенил за ним, с трудом поднимая ослабевшие ноги, и перед носом у себя махал ему вялой рукой. Брат заскочил в вагон и выкинул вещмешок с продуктами, а потом долго стоял на подножке, пока состав не повернул на стрелке и Радик не скрылся из виду…
Длинный паровозный гудок был для нас сигналом, что товарняк идет на проход. В момент приближения поезда я всегда волновался. Прыгающий первым должен был успеть освободить ступеньки тормозной площадки прежде, чем пульман или углярка подойдут к следующему. Мощный паровозный прожектор заливал ярким светом свободный путь между двумя составами, и товарняк влетал в это пространство, создавая воздушную волну. Приходилось чуть отступать и отворачиваться от ослепительного света. Паровоз пролетал, окутывая паром и оглушая грохотом и шипением, за ним с лязгом и скрежетом мелькали пустые полувагоны. Покачиваясь от сильной воздушной волны, я с напряжением вглядывался, стараясь не прозевать тормозную площадку.
Завидев высокую подножку, я медленно приближался к грохочущему составу и, пригибаясь, делал несколько шагов по ходу, готовый к прыжку. Поравнявшись с подножкой, я прыгал с вытянутыми руками, не спуская глаз с поручней. Схватившись за железные прутья, я чувствовал, как меня ударяло об вагон. Напрягая все силы, я подтягивался, выпучивал свой пустой живот, наваливался им на ступеньку, поднимал одно колено, другое, вставал на ноги и заскакивал на площадку. Вторым прыгал Француз – так мы называли Витьку за его хронический насморк и рыжеватые усики. За ним цеплялся Радик, и последним залезал Ваня.
Иногда в силу каких-либо обстоятельств каждый садился на отдельную площадку. Но и тогда Француз прыгал вторым или третьим. Радик никогда не выгадывал, а где станет до подхода товарняка, там и стоит, а Ваня всегда садился последним.
Забравшись в углярку, мы дружно закуривали, бодрились друг перед другом, шутили, а когда мороз начинал пробирать до костей, старались согреться, отбивая чечетку. Ветер кружил в полувагоне, метлой поднимая снег вместе с угольной пылью и паровозной копотью, забивая нам глаза и уши.
Когда порожняк стоял на станциях, мы дрожали от холода, но не двигались, чтобы не выдать себя. Вдоль состава ходили осмотрщики, постукивая своими молоточками, да изредка звенела со скрипом подковами сапог по утрамбованному морозному снегу железнодорожная милиция.
От леденящего трескучего мороза стучал зубами Француз, громко хрипел застуженными бронхами Радик, медленно переступал окоченевшими ногами Ваня и смотрел на всех виноватыми глазами. Особенно сильно мерзли ноги. Было такое ощущение, словно стоишь босиком на льду.
Тетя Дуся, добрейшая душа, встречала нас словами: «Ох! Господи! Да на кого же вы похожи?..» И тут же грела воду, заставляла нас мыться в деревянном корыте. Помывшись и обогревшись, мы съедали все, что она выставляла на стол, брали по ведру картошки, закрывали ее объедьями, чтобы не замерзла, и отправлялись в обратный путь. С мешками за плечами на ходу поезда садиться было трудно, поэтому мы уходили на запасные пути, где стояли товарняки, залезали на платформы, предварительно узнав, какой состав пойдет первым, и прятались среди грузов.