Я никогда не видела столько сочувствия, и никогда не думала, что кто-то так скажет о Люке.
Если кругом сплошной бред, то это ещё полбеды. Но когда вы слышите, что такие предположения часто посещают мысли других, это вдруг становится реальным. Если не сказать обоснованным!
Во всяком случае, этот бред смешивается в моей голове со всем остальным. И, соответственно, остаток этого замечательного дня незаметно проходит мимо меня. Осмотрев взглядом Люка, задумываюсь о новой теории.
Напрасно! Загадка под названием Люк Дюма кажется неразрешимой даже сейчас. Я не могу расспрашивать Серджу, потому что подобное совсем неуместно. Отвести Люка в сторону и спросить о причинах его ненависти у меня не хватит мужества. Однако желание привнести немного света в темноту настолько сильное, что у меня возникает идея проложить альтернативный путь.
Скай оффлайн, домашняя работа на завтра сделана, и Давид здесь!
Я иду на поиски истины…
Идя по этому пути, я оказываюсь в редко посещаемой мной гостиной, где на черном кожаном диване сидит Давид и на огромном телевизоре с плоским экраном смотрит партию по бильярду.
— Могу я… — спрашиваю я и указываю на место рядом с ним.
— Ну конечно же! — отвечает Давид и даже освобождает немного места для моих ног на журнальном столике. — Как школа?
— Хорошо, спасибо! Я уже почти освоилась.
— Если что-нибудь понадобится, не стесняйся приходить ко мне. Я с удовольствием тебе помогу.
— Кстати об этом… — выдаю я, на мгновение закрываю глаза и говорю себе мысленно, что это последний шанс отступить.
«Должна ли я?»
«Или всё-таки нет?»
В конце концов, любопытство побеждает.
— Могу я задать тебе кучу вопросов?
Давид дарит мне широкую улыбку и нажимает кнопку на телевизионном пульте.
— Сразу кучу?
Я киваю и в этот же момент вспоминаю высказывание мамы о том, что мужчины более разговорчивы, если у них есть что-то теплое в желудке.
— Как насчёт бутербродов и чая? — предлагаю я.
— О таком не нужно спрашивать! Я уже готов! — объясняет Давид, широко улыбаясь, и помогает мне встать на ноги.
Спустя несколько минут и после некоторых манипуляций мы сидим на кухне и жуём, а перед нами стоит горячий чай.
— Я весь во внимании… — говорит Давид между укусами.
— Я только не знаю, с чего должна начать… — говорю я честно и отодвигаю тарелку в сторону.
— По моему опыту, всегда есть начальная отправная точка…
— Хмм… Речь пойдёт о Люке!
— Ладно.
Мои плечи сами по себе опускаются вниз так же, как и мой взгляд. Я считаю, что совсем непросто честно признаться, не говоря уже о том, чтобы посветить кого-либо в этот хаос…
— Я хочу быть умнее Люка в этой ситуации, потому что сейчас он представляет собой мою самую большую проблему.
— Насколько большую?
— Он со своими друзьями сделали из меня объект насмешек с дурацкой кличкой.
— Ох!
Я поднимаю глаза и вижу удивление Давида. Хорошо! Из этого можно сделать вывод, что Люк не всегда такой мудак. Понимание этого удручает, хотя, с другой стороны, это означает, что я особенная. Но не в хорошем смысле.
— Если ты хочешь, чтобы я поговорил с ним об этом…
— Нет, нет! — прерываю я Давида. — Речь идёт не о том, чтобы быть популярной с кучей знакомых. Я здесь ради учебы в школе, а не для того чтобы найти друзей на всю жизнь…
— Ой-ой! — говорит он теперь.
— В чём дело?
— Последняя женщина, которая говорила мне эту фразу, так и не закончила учёбу…
— Мама? — угадываю я немного шокировано.
— Да… — Давид кивает головой, опустив веки. — Ты не говорила с ней ни обо мне, ни о нашем прошлом, да?
— Вашем прошлом? — повторяю я в изумлении.
— Я действительно должен дать возможность рассказать ей самой об этом…
— Ты не должен! — не соглашаюсь я. — Потому что иначе мне будет суждено умереть глупой. Ты должен знать, что мама далеко не так часто разговаривает со мной, а особенно если это касается её прошлого. Она считает, что из-за этого я могу повторить её ошибки. Поэтому хочет, чтобы я наделала собственные…
— Она изменила бы своё мнение, если бы узнала, что эти страхи всё равно сбываются! Ты уже идёшь её тернистым путём…
— Я ни черта не понимаю... — признаюсь я.
— Я это знаю, Райс. И мне ничего другого не остаётся… Поэтому слушай. — Давид делает глоток чая, достаёт сигарету и зажигает её сразу после моего утвердительного кивка. — У тебя с матерью намного больше общего, чем кажется на первый взгляд. И среди этого ваш выбор мужчин…
— Я не думаю…
— Я был Люком для твоей мамы, — прерывает Давид меня.
— Ты над ней издевался? — спрашиваю я. При этом мой голос звучит пронзительно даже для моих собственных ушей. Давид качает головой и делает раскаивающуюся физиономию.
— Ещё хуже. Я раздражал её до смерти, часами наворачивал вокруг неё круги с громкими пошлостями и сделал своей главной задачей подарить ей незабываемый школьный опыт.
— Но почему?
Этот вопрос комментируется пожиманием плечами. Но Давид, более честный и мужественный, чем я ожидаю, снова набирает воздух в легкие и смотрит мне со своей исповедью прямо в глаза.
— Потому что я идиот, и не знал, как лучше поступить со своими чувствами… — выговаривает он.
— Это всё не имеет никакого смысла… — замечаю я. Всё-таки, что я точно знаю, какой черт на него тогда нашёл…
— Почему тогда ты помог ей сейчас? Нам… мне? Ты позволил мне жить здесь с тобой и очень хорошо ко мне…
— Ты можешь об этом не думать? Я делаю это отчасти потому, что просто обязан ей. С другой стороны, это моё высшее стремление — направлять молодежь на правильный путь и уберегать их от того множества ошибок, что совершил я когда-то.
— Прости меня за прямой вопрос, но есть ещё и третья причина? Возможно, что ты был влюблен в нее?
Давид хохочет и очевидно борется с самим собой, но, наконец, даёт мне взглянуть на его невысказанные чувства.
— Я не был влюблён в неё, Райс. Я любил её, боготворил.
Я так и сижу с нижней губой, зажатой между зубами, и не знаю, должна ли смеяться или плакать. Передо мной сидит он, мужчина, который при других обстоятельствах мог бы быть моим отцом, и сознаётся, что он потерял, возможно, свою первую любовь из-за юношеского легкомыслия.
Это так печально!
— Так что же случилось потом? Я имею в виду…
— Однажды вечером я хотел немного сгладить волнение и попросил Ирэн во время первой студенческой вечеринки поговорить со мной наедине. Она пришла, поначалу выслушала меня очень внимательно, но затем стала утверждать, что я хотел скормить ей какую-то тупую хрень, и назвала меня самой бессердечной задницей, какую мир когда-либо видел.
— Почему ты не попробовал ещё раз?
— В тот же вечер она познакомилась с Рубэном и ушла с ним с вечеринки вскоре после…
— Ого…
— Ага.
— Ого! — повторяю я, когда понимаю, какие параллели Давид хочет провести. Я не могу делать сейчас ничего другого, кроме как неистово качать головой.
— Я точно знаю, о чем ты сейчас думаешь, Райс! И поверь мне, ты не права в предположении, что у вас с Люком всё совсем по-другому. Если ты хоть на мгновение задумаешься, то поймешь, что его страсти тоже нужен мотив.