— Очень мудрые слова для женщины, которая бросила на съеденье гессенским бабам своё счастье! — язвлю я, но мама оставляет это без комментариев.
— Люк — сирота, в десять лет попал в приемную семью, с которой он до сих пор не смог завязать семейные узы. В школе искусств он учится уже пять лет, может играть на гитаре, петь, состоит в группе и поддерживает множество проектов, которые устраивает Давид.
— В чем проблема? Звучит, как мужчина-мечта.
— Он дистанцируется ото всех так же, как это делает Скай. Только Скай это делает в чате, а Люк в реальности. К тому же у него есть темное пятно под названием Мария. Я понятия не имею, что случилось с этой девушкой, но сильно подозреваю, что в один неприглядный день она вырвала его сердце из груди и исчезла в нирване.
— Я в это не верю, — говорит мама и качает головой. — Она может и причинила ему боль, но его сердце давно в других руках…
— Ты тоже не… — ворчу я. — Вокруг меня полно раздражающих людей, которые утверждают, что Люк…
— … влюбился в тебя! — кивает она. — Это так, золотце. Таким образом мы подошли к главному вопросу: что чувствуешь ты? Сможешь отказаться от Ская ради Люка? Или ты думаешь, что сможешь заменить Люка Скаем?
— Я не знаю этого.
— Тогда тебе срочно нужно отправиться на поиски ответов, дорогая.
— Разве как моя мать ты не должна была говорить мне, что я должна сосредоточиться на школе и своей карьере? — спрашиваю с улыбкой.
— Я всегда придерживалась мнения, что как ребенок ты лучше знаешь, что для тебя лучше, и что сегодняшняя реформа школы имеет множество лазеек для амбициозных людей, которые в двадцать или двадцать два понимают, что парта — это гораздо уютнее, чем стоячее место на любом конвейере. Поэтому каждый человек должен получить шанс самому развиваться, пусть и в собственном ритме. Ты, к примеру, в душе того же возраста, что и я, хотя иногда мне хотелось бы видеть тебя просто подростком…
— Ты сожалеешь о том, что не стала звездой? О выбранном пути?
— Всегда есть вещи, о которых думаешь задним числом: «Ох! Но конечно, ты сделала бы лучше», однако там нет ничего, о чем бы я сожалела. Это никогда не было моим намерением, стать звездой в фильме Неба. Я хотела быть учителем, наставником, как Давид. Кстати, завидую его должности. Но в моем случае это привело бы нас к концу, поэтому мне пришлось отказаться в значительной степени от благотворительности и переходить с одной работы на другую.
Мамины слова напоминают мне о Скае. Но я умалчиваю об этом, потому что его рассказ — это само по себе что-то интимно-конфиденциальное, и сейчас или в любом другом случае не изменит общую картину.
Я должна отпустить Ская и дать себе еще один шанс на счастье.
— Мам? — начинаю я и смотрю на маму, прежде чем задаю важный для меня вопрос. — Ты не считаешь, что Давид — твоя судьба?
— Ничего себе, какая ты прямолинейная! — восклицает она.
— Ну, если уж мы раскрыли мои карты, то я хочу увидеть твои.
— И да, и нет!
— Это как?
— Я считаю, что он был ей когда-то, так что да, — объясняет она. — Но теперь, кажется, у него нулевой интерес ко мне, за что я не могу его винить. Подумать только, я была такой сучкой тогда. И постоянно грубила ему.
— Почему?
— Потому что он мне нравился, но я не знала лучшего способа обратить внимание и ревновала ко всем девкам, что крутились вокруг него, — признается она. — Ты знала, что у него была группа, и пусть только короткий промежуток времени, но они были действительно знамениты.
— Нет! Что с ними стало?
— Понятия не имею, что с ними произошло, потому что он бросил группу и, в конце концов, остался во Франкфурте. Видимо мы поменялись местами… — очевидно, она улыбается сама себе, и на мгновение у неё появляется отсутствующий вид.
— Вот тебе и ответ. Вы бессознательно реализуете мечты других.
— Возможно так все и есть, — соглашается она со мной и ставит уже пустую чашку на стол.
— Если бы я могла дать тебе совет, то сказала бы, что ты должна поговорить с Давидом. Но насколько я тебя знаю, ты в любом случае меня не послушаешь, так ведь? — спрашиваю я.
— Наверное, нет. Я бы тоже хотела дать тебе рекомендацию отказаться от всех советов и слушать только своё сердце. Это единственный верный компас, при условии, что ты сама себе не врешь.
Всегда честна по отношению к себе! Какая восхитительная идея, только где начинается «я сама», а где я начинаю запутываться в «чем-то», на что в настоящий момент тратит себя Карпрайс Розенберг?
Обо всём, что сказано вчера днем, проделанном и обдуманном, я думаю и сегодня. Но это настолько интенсивно, что моя голова уже дымится. Завтра мой день рождения. Я стану совершеннолетней! Однако мне не хватает искренней радости.
Скорее наоборот.
Было бы лучше, если бы я просто пропустила его.
Кто сказал, что нужно праздновать каждый год?
— Ты работаешь над планом, как нужно ходить ровно, не подвергая опасности кого-то своей неуклюжестью? — нападает Ёж, чем пугает меня до смерти.
— Нее, а где ты можешь купить необходимую порцию мозгов, чтобы довести свой IQ до максимума? Именно поэтому ты стоишь на самой низкой ступени.
— Знаешь, Пи-пи… Я думаю, что тебе нужен хороший еб*рь, а не впечатлительный Призрак Оперы. Тебе нужно смотреть на парней, у которых в руках достаточно сил, чтобы удержать гитару, заявить о себе.
Половина класса снова орёт, но Люк сидит в совершенно расслабленной позе и смотрит вперед. Чувствую, что для сегодняшнего дня всё слишком напряженно, и скоро я начну паковать свои вещи.
— О нееет… Ты снова хочешь заплакать? Или собираешься убежать в туалет, чтобы побыть там одной? Это, наверное, действительно слишком трудно, быть настолько непопулярной! Какой здравомыслящий парень протянул бы тебе руку? В конце концов, ты, Пи-пи, сверхумная зараза!
— Отлично, Ёж! Просто продолжай, когда-нибудь что-то путное непременно получится, — парирую я и покидаю комнату. Конечно же, не оборачиваясь на Люка.
Пусть он остаётся со своими популярными дружками.
Мне не нужен ни он, ни его помощь!
Говорю себе это каждый раз, когда близка к слезам, прямо как сейчас.
«Нет, Прайс! Не плачь! Ты можешь, и ты это сделаешь!»
— Тогда я зараза! Это в любом случае лучше, чем быть посредственным шаблонным придурком!
— Полностью с тобой согласен! — слышу я голос позади себя и не верю своим ушам.
«Давид?»
— Вот так? Снова Люк и его команда? — спрашивает он и подходит ближе.
— Эм… не совсем, но да.
— Не совсем команда, или не совсем Люк? — улыбаясь, продолжает он.
— Последнее, — отвечаю я и нервно царапаю свою бровь.
— И куда ты теперь направляешься? — интересуется он.
— У меня есть два места на выбор: репетиционная комната или музыкальная теория струн.
Он наклоняет голову, поджимает губы и раздумывает.
— Встречное предложение — как насчет позднего завтрака в нашей любимой пекарне?
— Звучит здорово!
— Ну, тогда идём!
Давид отказывается от расспросов или вопросов. Он выступает как аналитик, который впервые смотрит на тебя, сортирует всё в частном порядке, а затем представляет факты, до которых сам ты бы никогда не додумался.