Я не сказал ей, что сам звонил Эбигейл Трант на следующий день после драки в церкви. После ее попыток помочь мне она заслужила заблаговременное уведомление о том, что я собирался сказать о ее муже. Она спросила только, уверен ли я. И я сказал не обо всем, а о том, что Трант был с Баладином и Френадой в ночь, когда Френада умерла. И о производстве глобальных спин-оффов в Coolis.
Больше она ничего не сказала, но через два дня она пришла ко мне - снова без предупреждения, оставив двойной «Гелендваген» припаркованным на Расине. Она была такой же изысканной, как всегда, но кожа на ее лице натянулась от напряжения.
«Рианнон и я влюбились во Францию, когда мы были там этим летом. Я отвезу ее обратно в Тулузу. Я нашел замечательную школу, в которой она может учиться. Я не знаю, что сделает Тедди, потому что не знаю, что сделает Global, когда услышит ваш отчет ».
Она поколебалась, затем добавила: «Я не хочу, чтобы вы думали, что я обвиняю вас в любом случае - за - крах моего брака. Думаю, наступит время, когда я буду благодарен за то, что мои глаза открылись, но сейчас я не чувствую ничего, кроме боли. Есть еще кое-что, что вы заслуживаете знать. Тедди пришел домой в ночь телевизионного дебюта Global с отсутствующей эмблемой на одном из его мокасин Ferragamo. Может быть, это слабо с моей стороны, но в тот день, когда вы спросили об эмблеме, я пошел домой и выбросил туфли ».
Она внезапно ушла на этой линии. Я не думал, что Регине Могер нужно сообщать об этом в своих скромных коротких фразах.
Маугер и некоторые другие продолжали оскорблять меня. Лотти вышла вперед и объявила, что как мой врач она объявляет конец моей выносливости: я выздоравливаю от серьезных травм, на случай, если они забыли. Группа выглядела соответственно растерянной и упаковала кассетные магнитофоны и другое оборудование. Моррелл дал каждому по копии видеокассеты и слайдов. Двое мужчин, сидевших с отцом Лу, хмыкнули и поднялись, чтобы вывести репортеров из здания.
"Что теперь?" Сал спросил, когда они ушли.
«А теперь…» Я пожал плечами. «Теперь я пытаюсь восстановить свой бизнес. Надеюсь, что достаточно людей купится на мою версию событий, что некоторые страдания в Кулисе закончатся, даже если никто никогда не будет арестован за убийство Никола Агинальдо ».
«А что Робби собирается делать?» - спросил Сал.
Я ухмыльнулся. «Элеонора приехала за ним в среду днем. Он побежал в церковь с криком, что требует убежища, что он приковал бы себя к алтарю и объявил голодовку. Это должно было ее взволновать, но только еще больше рассердило. В конце концов она договорилась с отцом Лу, что Робби может остаться в пансионе и уехать в Сент-Ремихио. Отец Лу сказал, что в качестве пожертвования в фонд стипендий Святого Ремиджио и денег на ремонт повреждений алтаря он был готов сказать государству, чтобы он снял с Баладина обвинение в незаконном проникновении ».
Наблюдение за тем, как отец Лу вежливо вымогает у Элеоноры Баладин залог в пятьдесят тысяч долларов, было одним из немногих радостных моментов последних нескольких месяцев. Она прибыла в Сент-Ремихио со своим адвокатом, убежденная, что собирается запугать священника угрозами дополнительных обвинений в похищении, а также в нападении на Баладина - человека, пришедшего заявить, что на его сына напали собаки, бешеные детективы. , и прочая мразь. Она ушла без сына и с подписанным обязательством поддерживать его в школе. Подачкой к ее гордости стало серьезное заявление отца Лу о том, что бокс сделает Робби по-настоящему мужественным мужчиной и что он, отец Лу, будет лично наблюдать за тренировками ее сына.
«Самое смешное, что Робби действительно хочет научиться боксировать», - сказал я Сэлу. «Этот мальчик, который не мог научиться плавать или играть в теннис, чтобы доставить удовольствие своим родителям, каждое утро после мессы бегает на ветру».
Я, конечно, переехал домой, но по какой-то причине я обнаружил, что каждый день рано вставал и ехал в Сент-Ремихо на шестичасовую мессу. Робби или кто-нибудь из других боксеров St. Remigio подойдет. Отец Лу грубо объявил, что я могу читать урок, пока я там. Всю ту неделю, просматривая книгу Иова, я думал о женщинах в Кулисе. Если был Бог, отдал ли Он женщин в руки сатаны для пари? И явится ли Он наконец в вихре и спасет их?
49 Рубцовая ткань
Мое оправдание чикагской прессой было чем-то вроде девятидневного чуда. Клиенты, которые бросили меня ради Carnifice, звонили и говорили, что никогда не сомневались во мне, и у них будут задания для меня, как только я выйду из списка инвалидов. Звонили старые друзья из полицейского управления Чикаго и спрашивали, почему я не жаловался им на Дугласа Лемура; они бы устранили проблему для меня. Я не пытался спорить с ними о тех случаях, когда в прошлом они говорили мне заниматься своими делами и оставить работу полиции им. И однажды утром появилась Мэри Луиза Нили, ее лицо было искажено страданием.
«Вик, я не буду винить тебя, если ты почувствуешь, что больше никогда не сможешь мне доверять, но они позвонили, чтобы угрожать мне. Угрожать детям. Звонивший мужчина знал точный адрес лагеря Эмили во Франции и рассказал мне, что она ела на ужин накануне вечером. Я был в ужасе и чувствовал себя в ловушке - я не мог отправить мальчиков обратно к их отцу и не знал, что еще с ними делать. Я подумал, если скажу тебе, ты скатишься наполовину взведенным и всех нас убьешь. Она крутила руки по кругу, словно хотела смыть воспоминания.