Выбрать главу

Сам же генерал Янушкевич — сплошное самоупоение, гений, преследуемый роком и людскою несправедливо­стью. Чтобы самому возвеличиться — он готов порочить всех и каждого, даже тех, кто под его гениальным управлением безропотно умирает среди нескончаемых отступлений и непонятных неудач. Ведь, если начало не хва­тать снарядов, то Ставка не могла не знать об этом; почему же, предвидя надвигающееся бедствие, Начальник Штаба не позаботился доложить своему Главнокомандующему о необходимости изменить план войны, посоветоваться с ближайшими сотрудниками, а не забираться на Карпатские выси. Почему сейчас, когда все летит вверх дном, не меняют плана, не ищут способов, чтобы противостоять врагу.

Французы мобилизовали гораздо более старшие воз­расты и их старички прекрасно сидят в окопах. Почему же наших не умеют использовать, а только кричат о покупке героев. Как генерал Янушкевич имеет мужество продолжать руководить военными операциями, когда он не верит в армию, в любовь к родине, в русский народ. Какой сплошной ужас. Господа, подумайте только, в чьих руках находится судь­бы России, Монархии и всего мира. Творится что-то дикое. За что бедной Рос­сии суждено переживать такую трагедию? Я не могу больше молчать, к каким бы это ни привело для меня последствиям. Я не смею кричать на площадях и перекрестках, но Вам и Царю я обязан сказать. Я оставляю за собою право завтра доложить Его Величеству письмо генерала Янушкевича и выска­зать все, что я думаю об этом возмутительном письме». Все это было про­изнесено А. В. Кривошеиным с чрезвычайною страстностью, с захватившим всех подъемом. Видно было, до какой степени он взволнован, потрясен откровениями Начальника Штаба. После этого выступления у меня помечено: «Общее возмущение».    Пришлось на несколько минут уйти из заседания — вызвали по телефону.

Когда вернулся, услышал следующее: П. А. Харитонов:

            «Если Янушкевич думает покупать героев и только этим способом обеспечить защиту родины, то ему не место в Ставке.

Пусть он ищет применения своим талантам в другом, более безопасном для России, месте. Надо освободить Великого Князя от подобного сотрудника. Как бы не повторилась басня о пустыннике и медведе. Мы обязаны предупредить Государя».

П. Л. Барк:

            «Величайшая деморализация. К чему мы близимся с подобными военноначальниками — ужасно подумать. Без того в финансовых кругах {25} чувствуется тревога. За границею наше положение расценивается все хуже и хуже.

            А тут еще ближайший и наиболее влиятельный сотрудник Главнокомандующего проявляет признаки истерики».

Кн. Н. Б. Щербатов:

            «В ответ на письмо генерала Янушкевича следовало бы послать ему ведро валериановых капель. Очевидно, у него расстройство нервов и он нуждается в успокоительном. И при этом надо бы ему разъяснить (видимо ему не понятны эти стороны челове­ческой души), что никто еще  не покупал героев, что любовь к родине и самоотвержение не рыночный товар. Как только могла в голову забраться такая мысль. Солдаты бегут, приведенные в отчаяние, а Ставка будет их уговари­вать — не бегите, землицы получите. Какой позор и какое нравственное паде­ние. Да вообще, дает ли себе отчет Янушкевич, что он предлагает не только с нравственной точки зрения, но даже с практической. Нельзя обе­щать несбыточное. Фактически невозможно наделить землею многомиллионную армию, так как, конечно, почти вся она или пострадала, или отличилась. Все равно всех не купишь — а горожане, рабочие и пр.! Не из одних же крестьян состоит предводимое Ставкою войско. Чем предполагает Начальник Штаба закупать геройство неземледельцев?».

С. Д. Сазонов:

            «Я не удивлен этим позорным письмом. От г-на Янушкевича можно ждать всего. Ужасно то, что Великий Князь в плену у подобных господ. Ни для кого не секрет, что он загипнотизирован Янушкевичем и Даниловым, в кармане у них. Они ревниво оберегают Главнокомандующего от общения с внешним миром. В Ставке создалось средостение. До Великого Князя ничего не дохо­дит. Его доверчивостью пользуются из карьерных расчетов. Смешно ска­зать — генерала Рузского, призываемого командовать целым фронтом и за­щищать столицу Империи, не пустили к Верховному Главнокомандующему, что­бы непосредственно испросить указаний, переговорить о предстоящих задачах. Его вызвали в Ставку, заставили чуть ли не целый час просидеть в приемной. К нему вышел генерал Янушкевич из великокняжеского кабинета и сухо объявил повеление сосредоточить все усилия на обороне Петро­града и немедленно отправиться к месту нового назначения. Это чорт знает что такое! Благодаря таким самовлюбленным ничтожностям мы уже поте­ряли исключительно благоприятно начавшуюся кампанию и опозорили себя на весь мир. Что же, теперь нам надо примиряться с проигранною войною, по­корно всовывать голову в немецкое ярмо. Из сообщенного нам Александром Васильевичем (Кривошеин) письма выходит, что, по мнению вершителя судеб Ставки, наши солдаты не могут сопротивляться, что надо приняться за формирование новой армии путем подкупа и заманивания будущих героев. Бедная Россия. Ничего у нее не остается. Даже ее армия, которая в былые вре­мена наполняла мир громом побед и удивляла своим самоотвержением, и та оказывается состоящею из одних только трусов и дезертиров. Неужели же мы будем все время молчать, неужели у Совета Министров не хватить му­жества открыть глаза кому следует. В известной обстановке чрезмерная осторожность граничить с преступлением».