У Сяо И странный вид, как будто он что-то украл и стоит в нерешительности: отдать украденное сейчас или еще потянуть.
— Какое-нибудь дело, Сяо И?
Все стоит, почему-то на него неприятно смотреть.
— Есть одно дело, — подбородок Сяо И дрогнул. — Вы сейчас разговаривали с товарищем Чжэном, извините, но я хочу вмешаться. Вы не спрашивали у него, откуда он взял эту бумагу?
Секретарь был очень взволнован, запинался. Тянь Шоучэн невольно напрягся.
— Это я, я дал ему!
Вот оказывается, что́ он украл, паршивец!
Сяо И решился и высказался до конца. Теперь осталось только собрать вещи и уйти.
Уйти? Не так все просто. Тянь Шоучэн давно знал, что Сяо И недоволен своей работой, чувствует, что на этом месте он несвободен, несамостоятелен. Но если он уйдет, где еще Тянь найдет такого секретаря? Даже после этого воровства Тянь Шоучэн не позволит ему уйти. Все раскроется, будет еще хуже. Наоборот, надо остановить его, это поможет выиграть и в глазах общественности. К тому же Тянь, конечно, не спустит ему этого предательства. Несвободен? Несамостоятелен? Ну, так и оставайся на этом месте, терпи.
И все-таки министр не ожидал от Сяо И подобного поступка, ему казалось, что за последние два-три года тот уже превратился в его марионетку. Значит, он плохо смотрел. В дальнейшем надо принять еще большие меры предосторожности.
Тянь Шоучэн подбирал слова:
— Товарищ Сяо И, то, что вы сделали, могло повлиять на единство и сплоченность. Хотя дело уже в прошлом, прошу вас иметь это в виду.
Но Сяо И явно не желал принимать от него поблажек:
— На единство и сплоченность могла повлиять сама эта бумага, а не я. Всякий настоящий коммунист должен противодействовать таким ошибочным методам. К тому же я надеюсь перейти на какую-нибудь другую работу, эта мне не по душе.
Министр не собирался объясняться с Сяо И, почему он поступил так, а не эдак? В конце концов, Сяо И не член Центральной комиссии по проверке дисциплины. Уже почти машинально Тянь сказал:
— Все было вызвано производственной необходимостью. Если будут какие предложения, мы их потом обсудим, когда будет время. Хорошо?
Выпроводив Сяо И, он подумал, что сегодня все дела идут кувырком. Сплошные ссоры и споры, точно на торгах. Но приходится терпеть и молча глотать обиды. Быть руководителем нелегко!
Прозвенел звонок на производственную гимнастику. Десять часов. Тут же из громкоговорителя послышался жесткий голос тренера, похожий на голос командующего многотысячной армией. Куда там министру!
— А сейчас начинаем радиогимнастику. Приготовились — раз, два, три, четыре…
Это был голос уверенного, пышущего здоровьем человека, которого невозможно обидеть. А если кто-нибудь попытается, то мигом получит в лоб.
Эх, кто многого хочет, тот многое теряет. Но если посчитать, то доходов все-таки больше, чем расходов, иначе никто и не шел бы в чиновники.
ГЛАВА 16
После ужина Чжэн Цзыюнь и Ся Чжуюнь сидели в гостиной. Ждали уже больше двух часов. Казалось, в руках у них палки и, как только в дом войдет Юаньюань, они бросятся избивать ее.
Ся Чжуюнь то и дело посматривала на часы, со вздохами хваталась за сердце и кидала свирепые взгляды на разложенные на чайном столике фотографии.
Она снова рылась в столе у дочки. Ну что тут поделаешь!
На одной фотографии Мо Чжэн что-то шептал их дочери на ухо, а она, прижавшись к его плечу, подняла к небу голову и прищурилась. Наверное, солнце яркое. На втором снимке те же двое держат друг друга за руки. На заднем плане — луг и покачивающиеся под вечерним ветром деревца. Вдали солнце садится за горизонт. На третьей фотографии Юаньюань подносит ко рту Мо Чжэна мороженое. Тот отворачивается, а она во весь рот хохочет…
Ясно, что эти снимки — шедевры дочери. Фотокорреспондентка! Что ж, неплохо, вкус есть… Правда, еще ни в одной газете или журнале Чжэн Цзыюню ее работы не попадались. Когда спрашивал, отвечала: «Нет у меня ничего путного».
А много ли нужно газетам? Чтоб лицо было полностью, да руки-ноги на месте. Наверное, Юаньюань похожа на него: либо делать на совесть, либо вообще не делать. А так, ни то ни се, она не хочет.
Нынче вечером, не успел Чжэн Цзыюнь войти в дом, как жена выбежала навстречу, потрясая этими фотографиями. Наскакивая на него, прокричала: