— А в чем, собственно, дело?
— Потому что вы опять опоздали!
Райнхарт, сознавая вину, беззвучно злился то на Бендера, своего шефа, то на себя самого. Если он потеряет работу, то расчеты, касающиеся будущего, можно забыть! Некоторое время он трудился с непрестанным остервенением. Время от времени Нелли выскребала опечатки.
— Райнхарт, — спросила она, — вы опять витаете в облаках?
Другие вещи, приходящие в голову мужчине в его положении, это вопросы происхождения, собственного происхождения. Однажды оказывается уже невозможным жить вот в таком неведении. Ради другого человека, готового нам довериться, необходимо знать, куда мы идем, а также — откуда ты, собственно, появился. Его отец, пивший в последние годы, уже умер. Среди родственников, которых Райнхарту до сих пор случалось видеть лишь по случаю или на похоронах, он тайком искал таких, чье положение или звание могло бы оказаться приемлемым для Полковника, который с трудом переносил звание художника. Райнхарт сознавал, что много людей такого рода ему обнаружить не удастся. К тому же это были как раз те родственники, которых он до сих пор полностью игнорировал, полагая их совершеннейшими обывателями! Иначе как за волосы притянуть их было невозможно. Когда Райнхарт думал о других, о веренице простых добропорядочных людей, ремесленниках, торговцах, чиновниках, которые несомненно состояли с ним в родстве, хотя он едва видел их, то представлял, как они толпятся в дверях его с Гортензией квартиры, в затрапезной одежде, оттягивая подтяжки: они не испытывали ни малейшего желания тратиться на одежду ради родственничка, который до сих пор считал себя слишком благородным, чтобы присесть с ними поиграть в карты, а в то же время не стеснялся открыто болтаться средь бела дня по улицам со своими дамочками. Так что родственничек может особенно не задаваться. Райнхарт как никогда был способен понять их! Тем не менее он решил, что в будущем несколько сблизится с родней, вполне при этом сознавая, что без неприятных сюрпризов дело вряд ли обойдется…
Однако пока их опередили другие.
Алоис, художник, приятель по прежнему времени, остановил Райнхарта как-то вечером на улице, когда тот в людской толпе шел с работы, усталый, как и каждый вечер, опустошенный, не веселее и не ожесточеннее, чем все другие, с кем он делил образ жизни. Райнхарт — добропорядочный обыватель, служащий! Алоис смеялся, словно над рождественским шутом, узнанным под обычной одеждой, с удивлением рассматривая его посреди улицы.
— Дружище! — воскликнул он. — Ты это серьезно?
Райнхарт застыл в порядочном смущении.
При этом, словно по волшебству, он начинал выглядеть еще больше обывателем, отчего Алоис, шедший рядом, просто-напросто не мог не выпячивать свои манеры художника: он вдруг останавливался, хватал Райнхарта за рукав, размахивал руками как человек, переполненный эмоциями, увлеченный, погруженный в творчество и не замечающий ничего вокруг — ни толпы, ни удивления озирающихся на него людей. Райнхарту это действовало на нервы. Они зашли в забегаловку, где обычно собирались художники; Райнхарт там не был, должно быть, уже год, Пораженец, отщепенец! — наверное именно так видят его Алоис и компания. Он чувствовал нечто вроде враждебного презрения, как будто он — перебежчик, предатель. По крайней мере, именно так он себе это представлял и отвечал со своей стороны молчаливым и пристальным взглядом, в котором пряталась злость: некоторые из завсегдатаев все больше представлялись ему бездельниками, воображалами без всякого будущего, лишенными какого-либо значения, если только посмотреть на все это шире. А еще он ощутил стыд и раскаяние от того, сколько часов он сам успел растратить в этом месте, да еще зависть служащего, которому не позволено сидеть, развалившись, целыми часами в собственном дыму и ждать, пока черный кофе принесет вдохновение. К счастью, в кафе было пусто. Только Енни, кельнерша с веселой челкой, тут же узнала его и подошла — якобы предложить ему купить сигарет. Енни когда-то была его моделью. Она протянула ему руку и улыбнулась, словно сожалея, что сама все еще остается в этом месте. Она нашла, что он побледнел. И вообще он стал настоящим обывателем! — засмеялся Алоис, то ли шутя, то ли издеваясь, и вдруг вытащил его руку из кармана.
— Вы только посмотрите, — обратился художник к Енни, — он даже кольцо носит!
Райнхарт покраснел.
— За твое здоровье!
Они чокнулись — кофейными чашками.
Енни со своими сигаретами ушла. Она совсем не смеялась, и Райнхарт почти благодарно смотрел ей вслед, пока она не заняла свое место за стойкой: черная печаль с кокетливым белым фартучком.