Вы прекрасно понимаете, что всегда найдется лихач, который собьет калеку, не остановившись при этом ни на секунду. Трость упадет на асфальт. Повязка окропится красным.
Все это время напряженного молчания с Каталиной меня не покидала мысль, что я не хочу говорить. Я ничего не хочу. Мне нравится то, как она на меня смотрит. Как ее ладонь мокнет на моей. В этом есть какое-то таинство: проводить время с морально изуродованным человеком. Тебя не покидает ощущение, что ты сможешь его спасти, сделать то, чего не смогли сделать другие. Профессионалы. Родные. Есть шанс выстрогать из немого полена изящную шкатулку. Вся эта беспомощность играет тебе на руку. Ты никогда не заснешь спокойно, покуда есть инвалид, которого ты в силах спасти. А потом уже трахнуть. Но сначала помочь бедняге.
Азарт. Восторг. Экзальтация. В такие моменты хочется быть героем, избавлять людей от невзгод, всех людей.
Всех, кому плохо.
Всех, кому хуже, чем тебе.
И вот она, моя любовница, молчаливая заготовка, которую когда-нибудь я познакомлю с миссис Бальмонт. Со своей "матерью". В отношениях с фиктивной гражданской женой – Аннет – появится липовая интрижка. У Мадлен появится мачеха. Такая, о которой она мечтала. Красивая и добрая.
В мире фуфельных фантазий проблемы – соответствующие.
Надувные матери и бутафорские мужья.
Все ради одного – памяти.
Когда-то тебя научили сосать грудь, уважать отца, делиться секретами с сестрой. Но этого не стало. И ты – всего лишь ты. Не сын Анджелы или брат Мелиссы.
Я не выдерживаю и спрашиваю Каталину, зачем она сказала Дэлу, что скоро умрет?
А Фрэнк поет нам: "Начиная с этой ночи, мы всегда будем вместе".
Я повторяю вопрос.
"Любовь с первого взгляда, любовь на века".
В конечном итоге, разгоряченный желанием спасти Каталину – спасти от самой себя, я перехожу на крик. Почему?
За нее отвечает Синатра: "Незнакомцы в ночи, два одиноких человека".
– Для первого свидания ты чересчур возбужден, не находишь? – В дверях появился Дэл, в руках он держал пакеты с покупками.
Я говорю, что не знаю, что на меня нашло.
– Ладно, ладно. Не извиняйся. И вообще, думаю, тебе пора домой, я позвоню в течение часа, нужно будет поговорить.
Я повернулся лицом к Каталине. Она по-прежнему смотрела на меня. Я сказал, что рад знакомству и что скоро мы увидимся.
– Ну, все, выметайся! – широко улыбнувшись, предложил Дэл. Вроде как по-братски.
Долгая дорога домой. Мимо уставших одноэтажек, вдоль неспящей дороги, по которой шагает создатель. Поправляя свою желтую повязку, постукивая тростью. Еще секунда – и он лежит, не видя карету скорой помощи, красно-синие вспышки, протоколы и зевак, собравшихся поглазеть на сломленное старческое тело. Видел ли он все это когда-то? Я не знаю. Но думаю, что создать подобное мог лишь слепой.
Пошел дождь.
8
Вернувшись домой к миссис Бальмонт, я сразу же поднялся к себе, закрыл дверь и лег на просторную двуспальную кровать. Все разговоры завтра.
Немота заразна.
Даже беседу с Дэлом, о которой он заикнулся, можно отложить до утра. Все это сейчас не имеет значения. Нужно понять, что делать с Каталиной, что я скажу завтра "маме". Стук капель о подоконник успокаивает. Город гаснет с закатом. Сегодня же он засыпает, завернувшись в тучи. Одежда впитала аромат духов моей любовницы. Роза, фиалка, бергамот. Немота заразна, роза, фиалка…
Я становлюсь тяжелее. Кофта поглощает дождь – тяжелый, тяжелый дождь. Он ломает мой череп и заливает краевые извилины. Происходящее не может быть неправдой. Земля-магнит притягивает к себе с невероятной силой. В шаге от дома я замер. Над головой все то же свечение, пепел ложится на плечи, попадает мне в рот. Ваниль.
Каждый пятый день – избиение. Каждый десятый - рэйп.
Так отец боролся с зависимостью мамы. Так отец боролся с дочерью-шлюхой.
Семья – это паутина, которую вьют несколько человек, чтобы когда-нибудь в нее попасться. Вы видели, как капли ложатся на ниточки? Это произведение искусства. Старый слепой самозванец не в силах создать подобное. Это исключение.
Некоторые пауки живут более тридцати лет.
Некоторые отцы – чуть более тридцати.
Он был типичным пауком-птицеедом. Сыграйте перед ним на скрипке, и он обязательно выползет. Просто потому, что паутина колеблется. Что-то не так. Или добыча.
Остается сделать шаг, протянуть конечность, повернуть ручку. Вдохнуть поглубже и замереть. Вопли сестры всплывают, словно я слышал их вчера.
– Папа, мне очень больно!
– Заткнись, сука. В следующий раз ты подумаешь о том, как папа отреагирует. Еще один уебок между твоих ног, и я клянусь богом, ты, мразь, будешь визжать еще громче.