Он вошел к доктору и, позабыв о делах, стал звать его к Ольге.
-- Хуже разве?
Сусликов махнул рукой и почувствовал, что заплачет.
-- Ну пойдем, пойдем! -- согласился доктор и стал одеваться,
-- А я тебе выхлопотал, -- заговорил он по дороге: -- треножить тебя не будет, выселять не станет. Живи хоть год. Только одно беда: никак этого борова уломать нельзя, чтобы он представление разрешил. Пусть по домам, говорит ходит, а публично ни за что! Вот поди ж! -- окончил доктор и пыхтя стал подниматься по лесенке.
Сусликов вздохнул.
-- Все плохо.
Он вошел следом за доктором в каморку. Доктор подошел к Ольге, взглянул на нее и нахмурился.
-- Беги скорее к хозяйке за льдом! -- приказал он: -- да давай тряпки, я компресс устрою.
Антон бросился к двери.
-- Я через Никитку, живо! -- сказал он торопливо.
-- Что с нею? -- испуганно спросил Сусликов.
-- Жаба! -- ответил он: -- а, может, и дифтерит будет! Все от Бога.
Он взял от Сусликова два грубых полотенца и из них устроил Ольге компресс на шею.
Запыхавшийся Антон принес каменную чашку, набитую снегом.
-- Льду нет, снег!
-- Снег, так снег! Клади на голову! Погоди, во что же?
Антон сдернул с своей головы картуз.
-- Стой, -- остановил его Сусликов и вынул из чемодана войлочный, остроконечный колпак, который надевал, когда работал клоуном.
Доктор весело засмеялся и, набив колпак снегом, приложил его к темени Ольги.
Она стонала и не сознавала окружающего, хотя и лежала с открытыми глазами.
-- Ну вот и ладно! -- сказал доктор: -- к вечеру зайду слова.
Он дал еще несколько советов и собрался идти.
-- Что же вам делать? -- убитым голосом, спросил Сусликов.
Доктор развел руками...
-- Одно посоветую. Я всем про тебя говорил. Иди, проси по домам.
Сходя к Денисовой, к Ахалцыковой, к Селивановой. Я, покажу тебе дорогу! Идем...
-- Иди, -- сказал Антон: -- я присмотрю. А то все околеем!
В его голосе послышалось дружеское чувство. Сусликов взглянул на него с благодарностью и вышел вместе с доктором.
IX.
Уездная казначейша Денисова видела несколько раз уездную предводительницу и переняла от нее "все хорошие манеры", поэтому, когда ей доложили о приходе Сусликова, она послала девку Парашку узнать, кто такой Сусликов и что ему надо, хотя отлично знала о нем по рассказам доктора. Потом она заставила прождать себя и прихожей с добрые четверть часа и, наконец, вышла к нему, окидывая его с ног до головы холодным взглядом.
Сусликов низко поклонился и, заикаясь от смущения, обратился к ней с речью.
Только в ней одной и надежда. Доктор говорил, что ее благородие может во многом помочь, если бы можно устроить спектакль. Он бы поработал. Денег ни гроша, жена больна, исправник гонит.
Голос Сусликова дрогнул; он замолчал и опустил голову.
-- Да-а, -- протянула Денисова в ей показалось, что она сама предводительница, а перед нею бедный проситель о пособии. -- Да-а, мне говорили о тебе, голубчик! Что же, я все сделаю, я не отказываюсь. Вот я скажу исправнику, чтобы он не гнал тебя, а потом -- подумаю. Если можно будет... Ты зайди ко мне послезавтра.
-- Ваше благородие, да где же время-то? У меня и так уже ни гроша.
-- Что же я сделаю тебе, мой друг? Будь терпелив! Сразу ничего не делается... -- и она повернулась к нему спиною. Сусликов спохватился.
-- Ваше благородие, если я добьюсь спектакля, позвольте вам место оставить!
-- Оставь, я никогда не отказываю в помощи! -- она кивнула головою и, шурша юбкою, вышла из прихожей.
Сусликов грустно повернулся к дверям, а казначейша на целый день была в хорошем расположении духа, чувствуя себя на вершине общественной лестницы в сравнении с этим жалким фокусником.
Ахалцыкова, жена частного поверенного, была в противоположность казначейше, нигилисткой и к своему удовольствию замечала, что ее резкие суждения приводят подчас в содрогание исправника, с которым она принципиально была во враждебных отношениях.
Она считала себя погибающей в глуши и поэтому, скупив где-то по случаю чуть не все книжки "Современника", целый день лежала на диване, курила папиросы и с замиранием духа читала полемические статьи.
Сусликова она велела ввести в гостиную и предложила ему папироску.
-- Я уже слыхала, -- сказала она, -- об омерзительном поступке исправника и, поверьте, не оставлю так этого дела. Я уже послала корреспонденцию!..
Сусликов униженно поклонился ей и повторил свою речь, сказанную перед этим казначейше.
-- Да, да, я понимаю ваше положение, -- произнесла Ахалцыкова, бросая докуренную папиросу на пол: -- положение пролетария среди сытых, откормленных буржуа. Сегодня же вечером я предложу устроить литературный вечер в вашу пользу,