А во время скитальческой жизни разве он слышал от нее когда-нибудь упрек или раскаянье, как бы худы ни были их дела? У него вон какое пальто, на вате; а у нее кофточка. Он и кутит и шатается, а она -- или дома, или на работе.
Жгучее раскаянье охватило душу Сусликова. Ему вспомнилось, как она, без всякого с его стороны побуждения, выучилась глотать шпаги. Из ее горла текла кровь, а она улыбалась. Она говорила ему, что выучилась только его ради.
Ради его, а что он для нее сделал?
В полутемном балагане он вырвал ее из рук взбешенного Семенова, работавшего "силачом", который хотел бить ее за то, что она не принесла ему водки. С этого момента началась их любовь. Сначала воровская: под страхом быть убитой Семеновым, она приходила на свидания и тут, увлекаясь ею все сильнее и сильнее, он узнал, -- что она переносила от этого пьяного буяна. На их счастье Семенов допился до горячки и умер. Они стали жить вместе и вместе работать, и вот пятый год, как между ними не произошло еще ни одной крупной размолвки.
И вдруг эта болезнь... эта страшная болезнь...
Ольга очнулась от забытья и тихо его окликнула.
Он вздрогнул и наклонился к ее лицу.
-- Что милая? Чего тебе?
-- Не оставляй меня: мне страшно...
-- Я здесь, мне уйти некуда, не бойся. Я не засну даже...
Ольга освободила свою руку и положила ее на его колено.
-- Расскажи мне, как дела? Ты устроился? -- прошептала она.
Сусликов не захотел огорчать ее и сказал, стараясь казаться веселым:
-- Прекрасно! Мне дают залу в клубе. Все доктор этот. Я сделаю одно, два представления -- и мы уедем! Только, как я тебя оставлю...
Ольга слабо пожала его руку.
-- Вечером мне не так страшно, но ночью... Мне кажется... что я... умру...
Сусликов похолодел.
-- Миша, мне страшно! Я не хочу умереть! -- прошептала Ольга с тоскою. Сусликов вздрогнул, опустился на пол и приник головою к ее горячей руке.
-- Глупая, что ты! Зачем умирать! -- заговорил он дрожащим голосом: -- мы еще поживем! У нас свой балаган будет...
Ольга слабо улыбнулась, и по ее лицу покатились слезы.
-- Я умру, Миша, -- повторила она.
-- Не говори этого! -- почти закричал Сусликов...
Сероватая мгла уже сменила ночную темноту, и бледное лицо Ольги казалось теперь лицом мертвеца с заострившимся носом и ввалившимися глазами.
VIII.
Сусликов совершенно упал духом. Две бессонные ночи, гнев исправника, неизвестность будущего и, наконец, болезнь Ольги сломили его энергию и Антон не поверил глазам своим, когда увидел его, уныло сидящего на табурете подле Ольги с выражением полного отчаянья на лице.
В первую минуту Антону даже показалось, что он не протрезвел, так поразил его вид всегда бодрого и решительного товарища,
-- Мишка, -- тихо окликнул он Сусликова: -- Что приключилось? Али беда?
Сусликов вздрогнул и тотчас оправился.
-- Пустяки! -- ответил он: -- Ольга не спала. Орудуй-ка самовар: за чаем потолкуем, -- прибавил он, вставая с табурета.
Антон оделся и вышел хлопотать насчет чая.
Ольга стонала во сне. Сусликов пересел в угол, прислонился головой, к стене и моментально заснул.
Минут через пять Антон внес и поставил на стол самовар, потом вынул из кармана большую краюху ситника и полуштоф водки.
Сусликов проснулся.
-- Откуда? -- спросил он, увидя водку.
Антон улыбнулся.
-- Это меня все Никитка угощает. Смерть хочется ему артистом сделаться, вот и умасливает! Вчера весь день учился на руках ходить. Умора. Раз двадцать башкой в пол ударился.
Они стали нить чай, мешая его с водкою. Сусликов рассказал Антону свои вчерашние похождения и последнее свидание с доктором.
Антон протяжно свистнул.
-- Табак дело выходит! -- сказал он и прибавил с упреком: -- ведь я же говорил: Не верь Кускову! Лучше было, если бы прямо на Тверь поехали. Там цирк... Нет, сюда, да сюда! Вот и вышло...
-- Ну, ошибся, так что же? Впервой, что ли? -- раздражительно перебил Сусликов.
-- А то, что дурак! И меня еще втянул.
-- Втянул, так убирайся!
-- Теперь-то уж ты сам и довези, -- встряхивая головой ответил Антон.
В комнате наступило угрюмое молчание. Ольга слабо стонала и этот стон зловеще раздавился в тишине.
-- Вот еще она помрет, -- произнес Антон, наливая себе в чашку водки. Сусликов вскочил, как ужаленный.
-- Нет к тебе души, скот ты этакий! -- обругался он, и, взяв пальто и шапку, бросился из комнаты.
Он опомнился только на крыльце докторского домика. Слова Антона ножом вонзились ему в сердце.