И было тем более странно наблюдать предстартовое волнение Амирова и его жокея Николаева. Амиров самолично, что случалось крайне редко, подсадил Олега в седло шестилетнего жеребца Грума — лошади совершенно бросовой: этим летом Грум пять раз выходил на дорожку и пять раз трепался где-то сзади и уж забыл, что это такое — платное место.
Волнения других участников можно было понять — ехали два мальчика Бочкалова, один конкурист из ДСО «Урожай», два жокея, выступавшие доселе лишь в гладких скачках. Правда, участвовало еще три мастера спорта, двое из которых были в составе сборной страны на последних Олимпийских играх, но и они все же — любители, «джентльмены», как выражались в старину, а не профессионалы. Но, конечно, скачка все же барьерная, с невысокими и не намертво закрепленными препятствиями, однако и таящими определенные опасности для лошадей и всадников.
Кто-то в эти предстартовые минуты пытается предугадать, как сложится борьба на дистанции, перебирает в уме возможные варианты; кто-то просто предается либо радости по случаю близкой победы, либо унынию от сознания невозможности выиграть.
Олег умел сосредоточиться лишь на самом необходимом. Важно собраться, хорошо принять старт — вырвать его или занять с первых же метров выгодную позицию. Получится или нет — тогда будет новая ситуация, новые задачи, которые и решать надо на месте. Так рассуждал Олег, но ему ли, стиплеру международного класса, беспокоиться о скачке, которая для него более чем прогулка? Все считали, что он согласился ехать исключительно в интересах своей тренировочной работы.
— Не давай себя толкать и береги лошадь для броска! — советовал Амиров.
— Хорошо, я договорюсь с жокеями.
— Твои шуточки, Олег, сейчас неуместны — Строг, как всегда, Амиров, но отнюдь не как всегда, обеспокоен.
Олег смахнул невидимую соринку с белоснежных бриджей, переложил хлыст, — Грум на эти движения никак не отозвался, он только что не спал на ходу. А другие лошади в это время приплясывали на месте, мотали головами. Но поведение лошади еще ничего не предопределяет. Нередко можно видеть скакунов, которые перед стартом ведут себя в паддоке так, будто собрались бежать все три километра без роздыху, а пройдут полдистанции — словно бы в задумчивость погрузятся и вспоминают, что это такое они позабыли в конюшне.
Часто зазвонили в колокол — приглашают на показной галоп перед трибунами. Грум свернул голову и словно бы подмигнул Амирову и Олегу: дескать, покажу я сейчас класс! Сон с него будто рукой сняло, он начал переступать ногами, в косом взгляде его были нетерпение и жажда борьбы.
— Выезжай!
Цепочкой пошли в ворота, жокеи подпрыгивают в рыси.
— Помни, Олег, что я сказал, — напутствовал, шагая рядом, Амиров.
Перед трибунами Грум тряс головой так, что Олег еле удерживал в руках повод.
Саша Милашевский, затесавшийся в ряды зрителей, внимательно наблюдал за всем происходившим в паддоке и перед трибунами. Не ускользнуло от его взгляда, что один амировский конюх помчался сломя голову к дальнему правому повороту — зачем, что там делать? Может быть, конечно, Амиров велел ему какой-нибудь совет Олегу выкрикнуть, может быть, хотя…
— В этой скачке сольют! — раздался сзади знакомый голос. Саша, не оглядываясь, понял, что это говорит Свояк. Так звали известного всем тотошника, связанного с конюшней. Играя по заданию кого-то (это было тайной, кого именно), Свояк делал провокационные ставки — вносил два-три рубля на заведомо проигрышные комбинации: многие знали о его связи с конюшней, доверчиво клевали даже и не на огрызок червяка, а прямо на голый крючок — Свояк-де все знает точно! Так вносились большие деньги, а Свояк и кто-нибудь еще, находящийся в сговоре, в самый последний момент брали уж выигрышные билеты. Саша знал эту хитрость, но не подавал виду и сейчас доверчиво спросил:
— Почему вы так думаете?
— Где-то же должны слить, а больше негде.
— Есть где, — возразил Саша, — впереди еще шесть скачек, половина из них темные.
Свояк задумался, чуть склонился к Саше, сказал тоном большой доверительности:
— Дождичек сбрызнул, дорожка поразмякла, скачка будет тихой. Значит, любая калека может выиграть, это и надо, чтобы судьи фальшпейса не углядели, усек?
— Нет, дорожка отличная, — вызывающе, глядя в глаза Свояку, снова возразил Саша.
Свояк ухмыльнулся и подмигнул со значением, желая сказать этим, что он посвящен в некую тайну, но выдать ее не имеет права, и заторопился к кассе.