Когда Виолетта накидывала на Игрока узду, а потом подседлывала, он относился к ней вполне благосклонно, поскольку не подозревал еще в ней своего седока. А встала она на стремена, Игрок возмутился: еще чего не хватало, чтобы какая-то девчонка ему губы трензелем рвала! Виолетта растерялась, когда Игрок вдруг решил пошагать на задних ногах.
— Ты палкой его! — посоветовал Онькин.
— Какая палка, когда я в гриве запуталась, — почти со слезами отвечала она сверху (Игрок и так-то высокий, сто семьдесят в холке, а тут еще и взвился).
Онькин и дядя Гриша с двух сторон подхватили Игрока под уздцы, еще и Саня на Саге подъехал, — уломали-таки Игрока, согласился он все же выйти под седлом Виолетты.
— В руках веди его, по себе! — еще раз напутствовал Иван Иванович.
Когда выезжали под звуки марша на дорожку, Саня на своей Саге подравнялся с Виолеттой, приблизился так, что коснулся своим стременем ее ноги, и, склонившись в ее сторону, прокричал:
— «Оп-оп!» не забудь приказать ему!.. На выходе с горки, на последнем выходе… Слышишь, не забудь!
Виолетта кивнула головой, ослабила повод и стиснула бока лошади шенкелями — послала Игрока с рыси в легкий галоп.
Началась скачка на приз Элиты нормально, без фальстартов, хотя главный судья и предсказывал их, намекая, что недоволен участием в ответственном призе малоопытной девчонки. Пошли все кучно, только Виолетта одна после всех с небольшим просветом. Вырвавшийся на полкорпуса вперед Зяблик в центре дорожки бешено заметался взглядом по сторонам, карауля сразу всех, готовый и к бровке прижаться, и в поле свернуть, если его попытаются обгонять. Только делать этого никто не хотел, все, видно, были довольны занятой позицией. Однако после первой пятисотки некоторое волнение все же произошло в группе: у кого-то не выдержали нервы. Поехал жокей в красном. Кто именно, Виолетте из-за пыли было трудно понять: Бочкалов был во всем красном одеянии; Наркисов в красном с синими рукавами. Байрамов — наоборот, в синем камзоле с красными рукавами. Еще двое за ним потянулись; затеяли борьбу — умно ли? Какой тут ум — чистое безумие, ведь впереди еще больше двух километров! Каждая из этих классных лошадей способна только на один рывок, но откуда этот рывок начать — с полукилометровой отметки, с тысячи метров, на горке или на последней прямой вылететь пулей? «Думай, Виолетта, у тебя впереди еще целых полторы минуты, — сказала она и погордилась собой: — Не только за отрезками пути, но и за временем слежу, скорость скачки рассчитываю, ищу единственно верное решение!»
Игрок шел свободно, легко, Виолетта не слышала даже его дыхания. Она зорко всматривалась: что же происходит впереди. Итак, значит, с этими троими, возглавляющими сейчас скачку, все ясно, они уже нигде не будут. А розовый камзол — Зяблик — хитрит, расчетливо занял позицию — прямо в спину трем безумцам. И Олег с Саней рядом с ним, когда они решат ехать? Так: розовый камзол пошел вперед, Олег с Саней за ним. Что же делать: может, и ей пора, Игрок явно просит повод? Виолетта перехватила в потных ладонях мягкий ремень, отпустила его, дала Игроку свободу — как он обрадовался, как помчался! Но и вся компания идет с высокой скоростью, даже более высокой, чем Игрок. Может, пора уж «оп-оп!» крикнуть или хлыст пустить в дело? Нет, надо подождать чуть-чуть. Справа пронесся черно-белый столб с табличкой «1000 м» — еще рано. Саня говорил, что с последнего поворота. Еще немного, значит. Но они уходят, уходят, все уходят — все до одного, даже Сергей Бочкалов на Одолене на что-то надеется. Сейчас, наверное, на трибунах болельщики, верившие в Игрока, говорят: «Девка едет, а с девки какой спрос».
Горка кончилась, вираж.
— Оп-оп! — хрипло крикнула она прямо на ухо Игроку и хлыстик так поставила, что он стал маячить перед правым глазом лошади.
Одолень обезножел и начал останавливаться.
— Сережа, пропусти!
Бочкалов покорно уступил бровку.
Да, но и другие почему-то все очень вежливыми стали?.. Глуше и глуше сзади перебои галопа — все отстают, не выдержав темпа скачки. Или это так мчится Игрок, что обходит всех, как стоящих? Впрочем, не всех: впереди розовый камзол, далеко впереди, недосягаем он. Виолетта видела, как мастерски работает Зяблик хлыстом, позавидовала, что так не смогла бы, но подумала при этом, что не может лошадь долго идти в таком посыле. И только подумала, как сразу же и подравнялась с розовым камзолом. Зяблик затравленно оглянулся, лицо его было искажено усталостью и досадой, молотил он хлыстом так, что можно было удивляться, как он руку свою не вывернет. Но лошадь его была уже умаена окончательно.