— И что же собой представляет этот Ромэр из рода Тарлан, король Арданга? — полюбопытствовал Ронт. Стратега передернуло, меня обдало волной ненависти. По тону герцога поняла, что такое сочетание имени и титула знакомо вельможе, что он и подтвердил, сказав:
— Слухи ходят, еще со времен первого восстания. Признаться, меня давно интересовал этот человек. Но до этого момента я думал, что король Арданга — это только легенда.
— Не легенда, — покачал головой младший Леску. — Ждать короля пришлось действительно недолго. Он не захотел разговаривать со всеми, поэтому меня отвели к нему одного. Приятный очень вежливый молодой человек, действительно молодой, ему нет и тридцати. Я очень удивился, увидев человека моложе себя, — Леску усмехнулся воспоминанию. — Решительный, величественный. Он рассказал мне, что происходило в других городах. Все, о чем я говорил здесь, это дополненный моими наблюдениями пересказ его слов. Он отпустил меня и мою жену и даже выделил людей, сопровождавших нас до границы Арданга.
— Зачем он Вас отпустил? Чтобы Вы теперь рассказывали нам, какой он великодушный? Скажите еще, что он сожалел о смертях наших солдат, и я расплачусь! — Стратег выглядел глупо, смешно. Но вельможи, бросавшие на отчима удивленные взгляды, не чувствовали его так, как я. Не знали, что через минуту-другую этот монстр сорвется на истерику.
— Нет, — младший Леску удивился. — Он сказал, что не станет удерживать сына маркиза Леску. Сказал: «Это было бы несправедливо по отношению к человеку, защитившему свой надел от произвола Стратега».
— Что значит «произвола»? — ожидаемо вскипел отчим. — Я не позволю какому-то щенку оценивать мои действия! Никакой он ни король! Как был никто, так и остался! — регент в ярости вскочил, продолжая орать: — У него ни силы, ни власти, ничего за душой! Я за две недели сотру его в порошок! С землей сравняю этот проклятый Арданг, по камню разнесу!
— Там наши родственники! — закричал, так же вскакивая с места, Торн. — Их всех перережут, если мы туда сунемся! Нужно договариваться!
Еще несколько человек начали орать. Кто-то говорил, что Стратег прав, кто-то клял его. В зал ворвались переполошенные шумом стражники. Этот нестерпимый гвалт прервал Брэм, хлопнув по столу. Почему-то у меня создалось впечатление, что брат ждал появления охраны.
Спорщики замолчали, вспомнили, где находятся. Даже Дор-Марвэн успокоился, подобно другим вернулся на свое место. Мне казалось странным, что я была в силах воспринимать так много. Ведь источник разрушительных эмоций был рядом, клокотал гневом. Но ненависть и ярость Стратега я чувствовала словно сквозь завесу. И чувствовала, он понимал, что своим поведением «перегнул палку».
Когда все расселись, король окинул взглядом притихших вельмож. Голос князя Алонского, Брэма Первого, короля Шаролеза, моего брата был тверд и решителен, как и его взгляд:
— С королем Арданга, Ромэром из рода Тарлан, мы будем договариваться. Никакой новой войны с Ардангом не будет. Я не допущу.
Стратег хотел возразить, но, осознавая, что играет с огнем, промолчал.
— Шаролез выполнит условия короля Арданга и восстановит мир с этим государством.
Некоторые из присутствующих закивали, выражая согласие, но реакция вельмож на его слова Брэма, казалось, не заботила. Он несколько раз сжал и разжал кулак, выдавая крайнюю степень раздражения, но голос короля не изменился.
— Теперь, когда наша позиция определена, перейду к другому вопросу.
Люди насторожились, я с удивлением смотрела на брата. Ведь обсуждение новостей из Арданга казалось единственным поводом для созыва Совета. Брэм выдержал небольшую паузу и продолжил:
— На основании многочисленных документов и событий в Арданге я обвиняю находящегося здесь господина регента, Дор-Марвэна, известного как Стратег, в государственной измене.
Я почувствовала, как выдохнула «что?». Этот вопрос, казалось, задал себе каждый. Зал зашуршал, люди переглядывались, переводили удивленные взгляды с короля на регента.
И никто не произнес и слова в защиту Дор-Марвэна.
Меня переполняло щемящее разочарование, которое в тот момент испытывал отчим.
— Я всегда действовал на благо государства, — прошептал он и повторил. Громче, тверже, уверенней: — Я всегда действовал на благо государства!
— Нет, — отрезал Брэм. — Все, что происходило в Арданге, — тому подтверждение.
Он был совершенно прав, это осознавали все. Не нужно даже было перечислять факты. Но Стратег не собирался сдаваться, он искал выходы. Меня захлестывало ледяными волнами его страха, чувствовала, как в его сердце росла паника. Потому что Стратегу правильные слова на ум не приходили, а отчим понимал, что Брэм прав. Амулет, казавшийся зияющим провалом, затаскивал в то же состояние, в котором я была ночью. Болезненный бред, ощущение, что нахожусь в сознании отчима, воспринимаю только его мир, перестаю существовать сама. Но вот в молочном тумане безысходности Стратег блеснул огонек надежды.