— И что мы должны здесь увидеть? — недоуменно уточнил Брэм.
— Сам периат, — спокойно ответил виконт. — Это знак Тираша, которого колдуны Коринея почитают более других Духов.
С этими словами эр Сорэн повернул медальон кончиком ножа против часовой стрелки. Я вздрогнула, не смогла сдержаться. На меня с поверхности стола смотрел амулет. Казалось, что периат переводит взгляд с одного лица на другое, а выражение алмазных глаз в окаймлении золотых век было злым, полным ненависти. И я с ужасом узнала этот хищный взгляд, снившийся мне почти каждую ночь с того часа, когда Нурканни надел на меня периат безволия.
— И вот это, — виконт вновь повернул амулет, указал острием ножа на завитки, окаймляющие нижний алмаз. Вглядевшись в письмена, с ужасом смогла прочесть три имени: «Мильда», «Ромэр» и «Нэйла». Причем наши с мамой имена были написаны на шаролезе, а имя Ромэра — на ардангском. Это открытие тоже заставило меня содрогнуться, — поняла, что Нурканни не мог сделать эти надписи. Он не знал ардангского.
— Это очень древняя вещь, — голос эр Сорэна прозвучал в воцарившейся тишине торжественно и уверенно. — На завитках имена тех, кто когда-либо носил этот периат. А вот эти насечки говорят, что носитель умер от колдовства.
Я, ответив на легкое пожатие Ромэра, вместе с ним и братом просматривала завитки медальона в поисках таких счастливчиков, как мы. Нашла только одного. Среди многих десятков. Брэм, стоящий по правую руку, тоже заметил ужасающее количество насечек и порывисто обнял меня.
Нам не нужны были слова, долгие разговоры наедине, выяснение отношений. Прижимая к себе брата свободной рукой, я знала, что он любил меня, боялся потерять. Так же, как и я его.
— Тираш — это ведь один из старших демонов? — уточнил Ромэр.
— Совершенно верно, — ответил виконт. — Но для нас. В Коринее к демонам и ангелам Единого другое отношение.
Словно оправдывая свою осведомленность, эр Сорэн со смущенной улыбкой добавил:
— Меня в детстве очень интересовала эта страна, верования коринейцев. Такой периат был в одной сказке. Никогда бы не подумал, что подобные вещи могут существовать в действительности.
— Да, сказки и пророчества вдруг оказываются реальностью, когда этого совсем не ждешь.
По голосу слышала, что Ромэр улыбается. Задумчиво, чуть растеряно, недоуменно. Знала, что он думает об ардангских сказах, о пророчестве Витиора. Я тоже не могла до конца поверить, что все происходило на самом деле. Очень боялась вдруг проснуться и обнаружить, что освобождение от периата, успешное восстание в Арданге — только мечты, которым еще, возможно, предстоит осуществиться.
Мы долго разговаривали. Я рассказывала о том, как узнала о Ромэре, темнице и неизвестной истории Арданга, о подготовке к побегу, о нашем путешествии по Шаролезу. Правда, в присутствии виконта не сказала, как попасть в тайный ход, ведущий из замка на берег Ольфенбаха. Попросила прощения за то, что взяла меч, но брат понял, что оружие я больше нигде достать не могла. Только усмехнулся, сказав:
— Ты выбрала один из лучших клинков. А еще говорила, что не разбираешься в оружии.
Я старалась искупить свое вынужденное молчание и рассказать как можно больше, но некоторые вопросы так ни разу и не затронула. Так, например, не упомянула клеймо и супружескую маскировку, словом не обмолвилась о пророчестве и путешествии в гробницу. Довольно скоро поймала себя на том, что, подобно Ромэру, передавала факты, но не эмоциональную окраску событий. Я хотела сохранить это путешествие для нас.
Брэм слушал очень внимательно. Хотя замечала, что дела Арданга, потерянной для Шаролеза провинции, уже не так занимают брата, как прежде. И у меня создавалось впечатление, что Брэм считал восстание закономерным и даже справедливым. Думаю, поэтому он сказал на заседании Совета, что намерен выполнить условия Ромэра.
Брат снова оживился, когда я рассказала о том, что после известий о нападении на него решила вернуться в Ольфенбах.
— Мы никогда не считали, что за покушением стоит Стратег, — вставил виконт. — К тому же сейчас появились доказательства вины некоторых подозреваемых, которые уже заговорили.
— Я тоже сомневалась в его причастности, но на месте не усидела, — призналась я и продолжила рассказ.