Адали жаждала подробностей, жаловалась, что Ромэр ей ничего толком не рассказал. Ну что ж, от меня подробностей она услышала в избытке. Мы сидели вдвоем в башне, пока мужчины пытались хоть как-то соблюсти условности официального приема, и болтали. Она внимательно меня выслушала, несколько раз не сдержала слезы. Я поделилась с ней и своей заботой о будущем Арима.
— Я возьму мальчика, если позволишь, — серьезно предложила Летта. — У меня ведь тоже когда-то был сын. Он умер, когда ему было четыре…
— Я не знала. Мне жаль, — искренне посочувствовала я.
Летта улыбнулась, качнула головой:
— Это было давно. Уже отболело. Но важней то, что я смогу позаботиться о ребенке, и у нас в замке ему будет хорошо.
— А Клод будет рад сыну Дор-Марвэна? — уточнила я.
Летта погладила меня по плечу и сказала успокаивающе:
— Ты не понимаешь. Клод будет рад сыну твоей матери, твоему брату. А Стратега мы забудем. Как дурной сон.
Ромэр приехал на следующий день. И по большей части нам всем удалось приблизительно соблюсти условности дворцового этикета. Я долго не могла объяснить себе, в чем же дело. Почему так трудно чинно восседать на троне и изображать холодную истинно королевскую вежливость. И не только мне. Заметила, что и Брэм заставляет себя подчиняться правилам. Обратила внимание на то, как быстро слетает наигранная отстраненность правителя Шаролеза, когда он остается в компании короля Арданга. Когда Брэм общался с Ромэром или Клодом, он словно опять становился не только королем, но и человеком.
Ответ нашел меня вечером перед свадьбой. Брэм желал мне спокойной ночи и, уходя, сказал:
— Знаешь, я рад, что породнюсь с Ромэром из рода Тарлан и его семьей. Они… настоящие.
Поцеловав брата на прощание, не стала уточнять. Я знала ответ. Вспомнила, как Ромэр использовал такое же определение, чтобы охарактеризовать меня.
День свадьбы остался в памяти размытым пятном. Знаю только, что была счастлива. Помню, как во время церемонии, которую проводил Ловин, я смотрела в ласковые серо-голубые глаза любимого и думала только о нем. Мы обменялись обручальными кольцами, Ловин надел на нас золотые брачные медальоны.
Свадебные традиции Шаролеза и Арданга тесно переплелись в тот день, и я не удивилась, когда на ступенях дворцового храма нас с Ромэром встретила моя кормилица, держащая в руках большое блюдо с разными пирогами. Ей явно понравился ардангский обычай запугивания молодоженов. Кормилица в красках описывала, как пекла для нас с утра тайные пироги и перечисляла «злые» начинки, попутно объясняя собравшимся, что какая обозначает. Слушая кормилицу, вдруг поняла, что с подозрением рассматриваю блюдо, пытаясь вычислить, какой же из пирожков скрывает «добрую» начинку. Почему-то разволновалась, хотя знала, что это лишь старинная шутка, и осознала, что не хотела бы быть на месте Ромэра.
Мой муж наклонился ко мне, поцеловал в висок и, шепнув «Мы вместе. У нас все получится», взял с тарелки первый попавшийся пирожок. В нем оказалось вишневое варенье.
Эпилог
После описанных событий прошло двадцать лет. Но свой побег с Ромэром, чудесное превращение недоверия в дружбу, а после в любовь, я помню в деталях по сей день. У нас двое сыновей и дочка. И мы счастливы.
Арданг процветает. Люди говорят, Король и Ангел вернули золотой век.
Брэм оказался хорошим правителем, в чем я нисколько не сомневалась. Конечно, необходимость выплатить контрибуцию сильно ударила по Шаролезу, хоть удар и был направлен на приспешников Дор-Марвэна. Но страна быстро оправилась. До совершеннолетия Брэм правил, сделав условными регентами нескольких своих советников. Но не дал им тех полномочий, которыми был наделен Стратег. Это тоже никого не удивило.
Десять лет назад Брэм женился. Брак нельзя было назвать выгодным ни с политической, ни с экономической точки зрения. Король Шаролеза позволил себе роскошь жениться по любви. На Дайри, племяннице Ромэра, княжне Берши.
Летта и Клод воспитывали Арима как своего сына. И я с радостью при каждой встрече убеждалась в том, что братец даже внешне больше походил на маму, чем на Стратега. Адали была права. Постепенно воспоминания о Дор-Марвэне стерлись и потускнели.
После очередной годовщины побега, который Ромэр называет исключительно вторым рождением, муж пригласил биографа, чтобы сохранить нашу историю на бумаге. И теперь я прочитывала записи, выискивая несоответствия. Конечно, я не рассказала биографу всего. Только факты. О своих переживаниях, разумеется, не говорила. Если бы могла, умолчала бы о колдовстве Нурканни. Мне бы не хотелось, превратить реальность в подобие романтизированных баллад о Риотаме, первом короле.