Этого что-то не случилось. Наагасах резко оторвался и потянул меня вниз. Его торс оказал между моих ног. Он поцеловал меня, жадно, глубоко... Сильно, очень резко толкнул бедрами. Боль была краткой. Внутри меня оказалось, что большое, длинное и очень горячее. Я судорожно вцепилась в его бока, выгибаясь в позвоночнике. Он глухо рычал мне в губы, вжимаясь сильнее. Внутри все пульсировало и жаждало продолжения. Он начал двигать, быстро, резко и очень сильно. Кажется я кричала ему в губы. Его хвост сужорожно сжимался, и эти судороги отдавались эхом там, внутри меня. Все сильнее и сильнее. Тело напряглось как струна, а дальше все мышцы судорожно сжались в невыносимом удовольствии, тело выгнулось ему навстречу, принимая приносящие удовольствие, сводящее с ума толчки. В глазах все померкло. В этот миг я была так благодарна наагасаху, что мне показалось, что я его люблю.
Наслаждение схлынуло и отдавалось теперь сильными толками внизу живота. Наагасах продолжал двигаться. Он рычал, шипел что-то, хвост его тяжело метался из стороны в сторону. Уже знакомое напряжение опять стало скапливаться внизу живота. Сильные впышки удовольствия пронзали насквозь. Наагасах лихорадочно поцеловал мои губы, его пальцы сильно сжижали мои бедра. Толчки усиливались, не соображая уже ничего, я вскрикивала и разводила ноги шире. Струна удовольствия лопнула еще раз, и я, всхлипнув, расплакалась, вцепившись в его плечи. Наагасах громко застонал и, войдя до предела, замер сотрясаясь крупной дрожью.
В таком положении мы провели довольно долгое время. Мое тело постепенно перестало дрожать от напряжения и остывало. Я все сильнее чувствовала чужую тяжесть и дискомфорт там, где он продолжал пребывать. Наконец он приподнялся и отстранился. Я почуствовала, как он покидает мое тело, и с содроганием ощутила, как что-то потекло по бедрам.
Отстраниться он не дал. Притянул к себе, обвил хвостом, сладко и медленно поцеловал. После чего набросил на нас шкуру. Его глаза продолжали голодно смотреть.
- Я бы повторил это еще раз, - прошептал он мне в губы, - но учитывая, что это твоей первый раз, я потерплю.
Наагасах не соврал. В пещере мы не замерзли. Мне даже было жарко. Наагасах обвился вокруг меня, можно сказать всем телом, а сверху еще лежала медвежья шкура. Проснулась я правда не от жара. Просто наагасах решил все же повторить. Поэтому проснулась я с ощущением, что задыхаюсь. Мне опять не хватало воздуха. Раньше я не представляла, что близость между мужчиной и женщиной может вызывать такие ощущения и эмоции. Учитель, который объяснял нам с сестрами суть этих отношений, поведал об этом довольно скучно и сухо, как о простой обязанности для продолжения рода. Мачеха об этом говорила тоже весьма спокойно. Да и что волнующего в словосочетании "супружеский долг"? В самом слове "долг" нет ничего будоражащего. Оно навевает тоску.
Но теперь лишь одно упоминание о долге, даже без приставки "супружеский", вгоняло меня в краску, и мне казалось, что я сейчас вспыхну, как факел. Наагасах был настолько в этом неприличен, что чувство стыда терзали меня непрестанно. А вместе со стыдом возникало волнующее томление внизу живота. И мне хотелось снова и снова ощутить это бесстыдное чувство, а еще больше мне хотелось, чтобы наагасах что-нибудь сделал. Разбуженное молодое тело требовало пристального к себе внимания.
Собрались мы на самом рассвете. Меня опять завернули в плащ, и мы пошли в обратном направлении. Несколько нагов остались, чтобы разобрать нашу опочивальню. Единственное, наагасах забрал с собой простынь со следами крови. Я испытывало такое смущение при ее виде, что мне хотелось вырвать ее и бросить в костер. Зачем она ему, я не знала. Может, традиции нагов. У нас нет традиции выставлять простынь на всеобщее обозрение, как, например, в Ризварии.
Во время обратного пути наагасах не мог удержаться от того, чтобы не притянуть меня собственническим жестом или же, например, не поцеловать. Я смущалась окружающих и рассерженно отбивалась. Наагасах был почему-то этим очень доволен. А я опасалась смотреть на него, так как при взгляде на его гибкую и мощную фигуру, красивое лицо и довольную улыбку у меня возникала слабость в коленях. Моя неожиданно позорная реакция пугала меня.
Я вдруг представила себе, что когда-нибудь я ему надоем, и он обратит свой взгляд на других женщин, а я больше не испытаю этого удовольствия. В этот миг я наконец смогла понять мачеху и ее жадность к мужу. Мне всегда казалось, какая разница, с кем он. А теперь меня охватывало глухое беспокойство. Мне не нравилось собственное настроение, из-за этого я испытывала глухое раздражение. Удержать мужчину... Я вообще не понимала, для чего это нужно. А теперь я испытывала смутную необходимость в этом знании.
Вставая на колесницу, я постаралась выбросить лишние мысли из головы. Смысл думать о том, что еще не произошло? Зачем забивать голову пустым беспокойством?
Вернулись в имение мы примерно к завтраку. Господа еще были в своих комнатах, но слуги уже хлопотали по этажам. К нашему удивлению, в одной зал нас ожидали батюшка и принцесса Кирата. Точнее, ожидали они наагасаха. О моей отлучке из дома никто никому не сообщал. Батюшка был бледен, хмурился и посматривал на наагасаха и принцессу с беспокойством. Зато принцесса лучилась удовольствием и имела весьма победоносный вид.
- Наагасах, - пропела она. - А мы вас ждем.
Наагасах остановился и удивленно вскинул брови. Но мне показалось, что удивленным он как раз и не выглядел. Словно ожидал этого и в тайне торжествовал.
- Что-то случилось? - спросил он.
Лицо принцессы стало сочуствующе-сожалеющим, взгляд скорбным.
- Мне крайне жаль вас огорчать, но ваша свадьба с Таюной не может состояться, - произнесла она.
Я просто окаменела. Зато наагасах даже не подумал беспокоиться или расстраиваться. Он был уверен в себе.
- И почему же? - поинтересовался он.
- Видители, граф Авайский не может в одиночку принимать решение о ее замужестве, - медленно и с удовольствием протянула Ее Высочество. - В Таюне также течет кровь королевской семьи, которая против того, что отдать одаренную в другую страну. Я сожалею.
Сожаление было не очень искренним. Наагасах конечно же был спокоен. Еще бы. Свадьба состоялась, брачная ночь прошла, девица больше не невинна. А меня вдруг одолели сомнения, был ли тот обряд свадебным. Может меня обманули.
- Раньше королевская семья в вашем лице особого интереса к девочке не проявляла, - заметил наагасах. - У меня вообще сложилось впечатление, что вы ее недолюбливаете.
Принцесса развела руками и улыбнулась.
- Все меняется.
Наагасах кивнул, словно с ней соглашаясь, а затем повернулся ко мне.
- Дорогая, ты слышала? Тебя, похоже, официально признали.
Я сняла с головы капюшон. Батюшка занервничал, меня он не ожидал увидеть так сразу. По лицу Ее Высочества прошла тень недовольства.
- Я вам уже говорила, наагасах, что эта женщина мне не мать, - ледяным тоном ответила я, словно недовольна его забывчивостью. - Меня вырастила другая женщина, которая вложила много усилий, чтобы дать мне достойное благородной девице образование и манеры. Одно это дает ей право называться моей матерью.
Принцесса посмотрела на меня злым взглядом. А я не удержалась.
- Ваше Высочество, по вашему я должна быть рада видеть ту, которая в свое время бросила меня на руки другой женщине? Вам не кажется, что это непосильное требование?
Ее лицо окаменело. По лицу отца было видно, что он сожалеет, что я вообще открыла рот.
- Мне жаль разбивать ваши иллюзии, принцесса, - безжалостным тоном произнес наагасах, - но об отмене свадьбы не может быть и речи. Этой ночью мы с моей дорогой Таюной сочетались браком по обряду нагов. Ночь была очень подходящая для поведения церемонии, и я посчитал, что будет очень жаль упустить такое благоприятное время. Я конечно не отказываюсь пройти брачный обряд и по вашим традициям.