Даррила наконец ушла ночевать в свою комнату. За моей спиной мерно дышал наагасах. Его хвост касался моих икр. Сам он старалася лежать от меня подальше, чтобы во сне не наползти на мое больное тело. Но его хвост все равно пытается обвиться вокруг моих ног.
Утро выдалось хлопотным для всех кроме меня. Вещи были собраны и упакованы еще вчера вечером. Сейчас сундуки выносили из комнат. Отец пришел лично попрощаться с наагасахом. Мне он, улыбаясь, посоветовал быть хорошей женой. Я не нашла в себе сил ему ответить. После него пришла мачеха. Бледная, с красными заплаканными глазами. Она попросила наагасаха ненадолго оставить нас наедине. Тот неохотно уступил. Она опустилась на колени перед кроватью и, взяв в ладони мою руку, посмотрела мне в глаза.
- Я не имею права давать тебе советы, но все же, пожалуйста, выслушай то, что я тебе сказажу, - тихо произнесла она. - Когда-то я поддалась своей гордыне. Никогда не поступай так, как я. Я не хотела, чтобы люди говорили о том, что я позабыла свою гордость и приняла оскорбление в виде тебя. Я отсекала эту привязанность к тебе. Никогда так не поступай. Любовь к мужчине не стоит этого.
После этих слов она поцеловала меня в лоб и ушла, не прощаясь и не желая счастливого пути. Потом ко мне пришел странный посетитель. Этого человека я не смогла узнать с первого взгляда. В сопровождении наагасаха в комнату вошел парнишка лет тринадцати-четырнадцати. На нем были плотные зеленовато-коричневые штаны, такого же цвета куртка длинной до середины бедра, серая холщовая рубашка, крепкие кожаные сапоги, а на голове черного цвета картуз, из-под которого выбивались кучерявые блондинистые волосы.
Еще больше я удивилась, когда наагасах оставил нас вдвоем. Парнишка мне лукаво улыбнулся и хрипло спросил:
- Не узнала?
Я удивилась еще больше. Голос, пусть и слегка измененный, был узнаваем. Передо мной была Даррила. Похоже, на моем лице отразилось все о чем я думала, так как она, раскинув руки, покружилась на месте, показывая себя со всех сторон. Затем встала боком и многозначительно погладила себя по совершенно плоской груди. У нее там и раньше в силу возраста было не очень пышно, а сейчас и вообще не было намека на скромное женское богатство.
- Ну как тебе? - она сняла картуз и тряхнула короткими волосами.
Волосы были безжалостно и не очень аккуратно обрезаны. С такой прической у нас бегали все деревенские мальчишки.
- Что это? - наконец спросила я.
Она тихо и очень счастливо рассмеялась и бросилась к кровати прямо на колени.
- Маменька отпустила меня, - шепотом произнесла она.
- Куда? - не понимала я.
Глаза сестры были опьяняюще счастливыми.
- Она отпустила меня посмотреть мир. Поездить по разным местам... - по ее глазам было видно, что она еще не могла прийти в себя от радости. - Я не ожидала, что она согласится. Но она разрешила. Сказала, что пусть хоть я проживу жизнь, так как хочу.
Откуда-то из глубины поднялась удушающая волна счастья, словно это не Даррила, а я исполняю свою мечту. На моем лице расползлась глупая счастливая улыбка. Даррила, казалось, стала еще счастливее, увидев мою радость.
- Я конечно не одна еду, - поспешно и шепотом рассказывала она. - Это очень опасно, я все же девушка. Поэтому маменька настояла, чтобы я замаскировалась под мальчика. Волосы, конечно, жалко, но ничего, отрастут, - небрежным тоном заявила она. - Со мной идет Ерха. Он раньше по молодости много шатался по свету. Он будет моим дядькой, а я его племянником. Маменька дала мне с собой денег и кулон. Я с ним смогу в банке взять с ее счета еще денег, если понадобится. Я даже не знала, что у нее есть свой счет. Для всех остальных я отбыла на обучение в монастырь Всепрощающей матери. Даже батюшка с сестрами правды не знают. А уезжаем мы сегодня, прямо сейчас. Я попрощаться пришла.
Тут ее голос стал совсем тихим и грустым. А лицо расстроенным. Я подалась вперед и, обняв за плечи, притянула к себе.
- Будь очень осторожна, - тихо давала наставления я. - Деньгами не светите, старайтесь быть незаметными, в сомнительные авантюры не влезайте и постарайся не связываться с плохими людьми. Карты взяла?
Она хлюпнула носом.
- Взяла, - а затем с поспешной горячностью сказала. - Я тебя обязательно навещу. Не знаю когда, но через год-полтора обязательно навещу. Арш обещал, что разрешит мне погостить у вас, - а затем вдруг расплакалась. - Я буду так скучать по тебе и переживать...
Я рассмеялась.
- Зачем переживать обо мне? Думаешь, наагасах позволит, чему-то случиться со мной?
- И все же... - она всхлипнула. - Ты, пожалуйста, будь с ним потерпеливее. Он правда будет стараться, чтобы тебе было хорошо. Он просто еще не знает, как это сделать, поэтому будет много ошибаться. Ты не обижайся на него. И попробуй сделать счастливым его.
Счастливым? Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Сделать кого-то счастливым. Я ведь никогда не думала об этом. Я часто думала о собственном благополучии, но никогда о том, что кого-то можно сделать счастливым. Мне вдруг стало противно от самой себя. Чего я жду от него, если сама не готова что-то дать в ответ. Я испытала потрясение, которое даже слегка затмило мою радость за сестру. Прожить столько времени и не дойди до такой простой истины, что, если ты хочешь что-то получить, то будь готов дать что-то взамен. Даррила, которая прожила меньше меня, оказалась куда мудрее.
- Спасибо, - искренне произнесла я, благодаря за открытую мне истину.
Даррила еще долго целовала меня и сквозь слезы постоянно повторояла, что она меня очень любит и мы обязательно встретимся. А я гладила ее по голове, лицу, трогала ее ладони, легким удивлением отдавая ей свою ласку в ответ на заботу обо мне. И это было странное удивительное ощущение. Разум продолжал упорно твердить, что все могут предать, время меняет всех и, возможно, я в ней разочаруюсь. Но впервые я оказалась глуха к разуму. Это было очень легкое чувство, когда ты просто принимаешь чужие чувства и отвечаешь на них. Не закупориваешься в броню равнодушия, а отвечаешь. От этого в животе возникало щекочущее ощущение, в груди странная легкость и просыпалось легкое возбуждение, сродни тому, что возникало у меня при поцелуях наагасаха.
Даррила ушла. А я продолжала лежать и глупо улыбаться. Я слышала, как приходил король. Он церемонно прощался с наагасахом. Когда он зашел, чтобы сказать слова прощания мне, я притворилась, что сплю.
Через два часа мы были полностью готовы к отъезду. Наагасах помог мне спуститься вниз. Во дворе нас провожали отец, мачеха, сестры и множество слуг. Практически все пространство занимали два паланки: один наагашейдисы, другой наагасаха. Все колесницы во дворе не поместились. Часть уже была за воротами. С удивлением я отметила, что вокруг наагашейдисы охрана стояла плотным кольцом. Наги были хмуры и встревоженны. На нее пытались напасть?
Перед тем, как залезть в паланкин, я последний раз осмотрела место, которое все эти годы моим домом. Сердце сжалось. Мне было жаль покидать этот дом, который я знала как свои пять пальцев, где прошло мое детство. В одном из окон я заметила принцессу. Она поспешно отошла вглубь комнаты, только занавеска качнулась.
Внутри паланкина оказалось множество подушек. Наагасах помог устроиться мне, накрыл шестяным одеялом, которое было тут же, а сам устроился рядом, разложив хвост по всему оставшемуся пространству. Паланкин качнулся, я почувствовала, как нас поднимают вверх, а затем появилось мерное покачивание, указывающее на то, что мы тронулись в путь. Наагасах расвешивал по углам тусклые светящиеся шары. А я смотрела на его профиль.
Слова Даррилы не шли у меня из головы. Я не могла полностью ему довериться. Какая-то часть меня была решительно против того, чтобы так стремительно изменить свое мнение. Но он заботился обо мне. Почему бы не отдать ему эту заботу?
Я осторожно протянула руку и погладила его по ладони. Он удивленно посмотрел на меня. Я чуть не отдернула руку, но вместо это, боясь передумать, вцепилась в его пальцы.