Ричард повернулся в матери.
– Мадам! Давайте перестанем играть в игры пажей и поварят. Я знаю, почему вы так возжелали вернуться в Байнард-Кастл, и поэтому советую передать мне этот документ по доброй воле. В противном случае – могу поклясться на Библии, – в противном случае я забуду, что вы дали мне жизнь, и стану видеть в вас лишь заклятого врага.
Сесилия Невиль сделала вид, что совершенно не понимает, о чем речь.
Однако она испугалась. По тому, как она отвечала, запинаясь и делая над собой усилие, Ричард понял, что для Сесилии такой поворот событий оказался полной неожиданностью.
Герцог распахнул дверь.
– Сэр Джеймс! Отпустите на сегодня всю прислугу. И пусть люди герцогини Йоркской ищут себе пристанища в Лондоне, а не в Байнарде. Необходимо, чтобы особняк был совершенно пуст. Возвращаясь, захватите с собой Майлса Фореста. Мне может понадобиться ваша помощь.
Герцогиня Йоркская старалась сохранить достоинство. Сын же засыпал ее вопросами, в каждом из которых крылась ловушка. Он все больше убеждался, что его догадка верна. Последним подтверждением послужили слова самой старой герцогини, когда, утомленная допросом, она, вспылив, заявила, что Ричард – последний из смертных, кому она отдаст то, что доверил ей Джордж.
Осенние сумерки незаметно перешли в ночь. Дождь полил сильнее, и герцогиню все больше стала тревожить тишина пустынного особняка. Наконец она сказала, что крайне утомлена и ей нужны ее слуги. Ричард коротко засмеялся не предвещающим ничего доброго смехом. Сесилия Йоркская возмущенно откинулась на спинку кресла. Она видела глупо ухмыляющееся лицо здоровяка Майлса Фореста, без дела торчавшего у окна и время от времени подносившего к носу цветок, вытащенный им из высокой бронзовой вазы. У дверей неподвижно застыл Джеймс Тирелл. Лицо его было словно изваяно из камня. Она заметила странное выражение в глазах сына, но отвела взгляд. Ни за что на свете она не призналась бы, что ей невыносимо страшно. И, когда Ричард ударил ее, она скорее удивилась, чем испытала боль.
Джеймс Тирелл со своего места невозмутимо наблюдал, как Глостер избивает мать. Он был очень силен, этот горбатый хромой калека, и, нанеся удар наотмашь в лицо, едва не опрокинул тяжелое кресло вместе с герцогиней. По губам старой женщины струйкой побежала кровь, но она лишь глухо охнула. Молчала она и потом, когда упала с кресла на ковер, а ее сын продолжал пинать ее ногами, а потом бить набалдашником трости. Она только раз со стоном произнесла, что Ричард не человек, а исчадье преисподней, и, даже если он сейчас убьет ее, она не скажет, где находится то, что он ищет. Потом она потеряла сознание. Лежала без чувств на полу, лицо ее было залито кровью, головное покрывало сорвано, седые волосы разметались, и невозможно было представить, что это та полная достоинства аристократка, которая так решительно вступила сегодня в Байнард-Кастл.
Ричарду стало жарко. Он сбросил камзол, оставшись в узких черных штанах, плотно облегавших его мускулистые ноги, и в распахнутой на груди свободной светлой рубахе. Прихрамывая, он стал стремительно вышагивать из угла в угол, его иссиня-черные волосы сбились на кривое плечо, а тонкий шелк рубахи натягивался на спине, там, где выступал горб. Ричард со злостью поглядывал на лежавшую без чувств мать. Пожалуй, он переусердствовал. Но она сама виновата. Упряма, как старый мул. Пора бы понять, что сила давно на его стороне. Как она сказала, не скрывая издевки: «Ричард, ты даже не предполагаешь, как близко от тебя то, что ты так жаждешь заполучить!»
Она еще смела потешаться над ним! Неудивительно, что он так погорячился…
И опять Ричард подошел к камину и принялся ощупывать, надавливать, пытаясь повернуть мраморные изваяния. Огонь в камине догорал, груда углей рассыпалась, и тени на резных украшениях сгустились. Герцог велел Форесту принести свечи. Тирелл, заметив, что корзина с дровами почти пуста, предложил принести еще поленьев и вновь развести огонь.
Герцогиня слабо застонала, приходя в себя. Ричард покосился на нее и нехорошо улыбнулся.
– Ступай, Джемми. И принеси побольше дров. Они нам понадобятся.
Едва Джеймс Тирелл покинул спальню герцога, его гранитную невозмутимость словно ветром сдуло. В длинной галерее он отворил окно и несколько минут жадно вдыхал сырой воздух.
– Силы небесные! Он же готов убить ее!