Я скрываю вздох облегчения, что мне не придется притворяться, будто ем еще какие-то странные блюда, и, попрощавшись, спешу за доном.
– Мы с Зарой возьмем такси. Нам нужно купить тканей для нее, – заявляю я, пока наш папа садится на заднее сиденье машины.
– Надеюсь, на этот раз не черного или коричневого цвета? – Он внимательно рассматривает темно-бордовые широкие брюки и блейзер Зары.
– Не обращай на него внимания, – говорю я, сжимая руку Зары, пока лимузин выезжает на улицу.
Когда мы идем в противоположном направлении, легкое покалывание в затылке заставляет меня обернуться и осмотреться, но не замечаю ничего необычного. Это случается довольно часто — время от времени у меня возникает странное чувство, как будто кто-то наблюдает за мной, но не могу определить кто.
– Странно, – бормочу я, затем беру Зару под руку. – Вроде дальше по улице продают неплохие гамбургеры.
Остаток дня мы гуляли. Ели вредную пищу и сладости, зависали в магазине тканей и примеряли одежду в модном магазинчике, но все это время мне казалось, что за мной кто-то следит.
Глава 6
Кай
Вот и осень наступила в Новой Англии. Природа, может, и красива в это время года, но не по сезону холодный ветер заставляет спешащих по тротуарам пешеходов плотнее запахивать пальто. Я жду зеленый свет светофора и перехожу на другую сторону улицы, к ветеринарной клинике. Уже почти семь вечера, и она скоро закроется. К этому времени мне следовало вернуться на базу и сдать Крюгеру отчет о выполненном задании, но я решил сделать небольшой крюк и заехать в Бостон, чтобы еще раз проведать своего тигренка. Всего лишь восемь часов на машине туда и обратно.
Прошло уже четыре месяца со дня нашей встречи в темном переулке, а я все еще не могу выбросить ее из головы. Мне просто необходимо знать, что с ней все в порядке. Эта по началу навязчивая идея переросла в первобытное желание. И лучше ему подчиниться, иначе я сойду с ума. Сначала я ограничивался быстрыми проверками раз в две недели, но теперь могу часами просто наблюдать за своим тигренком. Пока охраняю ее, никто и волоска не тронет с ее головы. И близко не подойдет к ней, когда я рядом.
В последнее время я веду себя более осторожно, чтобы не попасться ей на глаза. Недели три назад она чуть не заметила меня. Я завороженно наблюдал за ней с противоположной стороны улицы, когда она со своей подругой примеряла платья в магазинчике. При виде ее — такой красивой — у меня чуть не потекли слюнки, как у подростка. Я совсем забылся и не отступил в тень, когда она посмотрела из массивной витрины магазина на улицу. Теперь я более осторожен и планирую «визиты» по вечерам, когда она заканчивает работу в ветеринарной клинике. И таким образом, могу проводить ее до дома, чтобы убедиться в ее безопасности.
Я останавливаюсь напротив клиники. Через двойные стеклянные двери мне хорошо видно, как женщина средних лет ходит по приемной, собирая свои вещи. Мой тигренок чуть в стороне расставляет на полках упаковки с кормом.
Женщина что-то говорит через плечо, и они обе заливаются смехом. Жаль, что мне ничего не слышно. Счастье в голосе моего тигрёнка захлестывает и меня. Ее улыбка ослепляет, а движения грациозны, поэтому говорю себе, что нужно просто радоваться тому, что она свободна. Свободна жить на свету. Свободна ощущать тепло этой жизни.
Но тут женщина подходит к моей девочке и толкает ее локтем, что-то говоря при этом. Я немедленно настораживаюсь, готовый свернуть шею этой мегере за то, что она обидела моего тигренка, но моя девочка только хихикает. Почему она это позволяет? Почему не сопротивляется, не защищает себя? Пусть это всего лишь легкий толчок, она должна ответить ударом на удар, иначе люди начнут плохо с ней обращаться. Ей определенно не следует обнимать женщину, как сейчас.
Я сужаю глаза и пытаюсь понять это странное поведение, но тщетно. Неужели неправильно понял намерения этой женщины? Дайте мне цель, и я уничтожу ее менее чем за двадцать секунд. Но обычных людей совсем не понимаю.
Я жил в приемных семьях с разными детьми. Многие мальчики были старше и крупнее меня. Сколько себя помню, я старался избегать общения с другими детьми, взрослыми — да с кем угодно, — потому что им нравилось вымещать свое недовольство на таком несчастном ребенке, как я. Такие ситуации неизбежно заканчивались для них плохо. Если мне делали больно, то я отвечал ударом. В десять раз сильнее. Пусть я и был меньше ростом и младше, но обладал большим опытом в самообороне.
Этот навык приобретался тяжело и быстро. Назовем это врожденным качеством. Потому что, независимо от того, во что верят люди, факт остается фактом: жизнь – это гребаные джунгли, и в них есть только одно правило. Убивай или будешь убит. В переносном или буквальном смысле – это не имеет большого значения. Так устроен наш мир. Я приспособился к жизни в нем. И у меня получается выживать. Я знаю об опасностях и угрозах.
Чего я не понимаю, так это того, что люди, которые не видели уродливой изнанки нашего так называемого просвещенного общества, считают «нормальным». Итак, когда пожилая женщина уходит, а моя девочка остается, я бросаю попытки понять их разговор, как недоступное для моего понимания. Я сосредотачиваюсь на своей цели и следую врожденному инстинкту.
Мой тигренок вытирает стол белой тряпкой, покачивая бедрами. Сначала влево, потом вправо, движения ее рук напоминают танец шимми. Похоже, она танцует. И хотя не слышу мелодии, не сомневаюсь, что она необычная. Вытерев стол, моя девочка делает довольно неуклюжий балетный поворот, а затем швыряет тряпку через всю комнату прямо в корзину в углу.
С ней все в порядке. С ней всегда все в порядке.
Мне нужно возвращаться в Нью-Йорк, но я не могу заставить себя сдвинуться с места. Что бы она сделала, если бы я вошел туда сейчас? У меня нет никаких гребаных причин находиться здесь, и еще меньше – говорить с ней снова. И о чем бы мы вообще беседовали? Я понятия не имею, как поддерживать светскую беседу. У меня не получается вести любые разговоры.
Не сводя глаз со своего тигренка, я расстегиваю левый рукав рубашки и закатываю его до локтя, затем вынимаю нож из ножен на лодыжке. Мои клинки всегда острые, как бритва, поэтому легкого нажатия достаточно, чтобы проколоть кожу на предплечье. Целенаправленно, точно зная, что нужно сделать, чтобы не повредить мышечную ткань, я медленно провожу кончиком ножа от локтя к запястью. Кровь стекает по моей руке, крупные красные капли падают на тротуар у моих ног. Порез неглубокий, но достаточно длинный и требует наложения швов. Это веская причина для нашей повторной встречи. Убрав нож в кожаные ножны, я перехожу улицу.
Когда вхожу в клинику, над дверью раздается веселый перезвон. Из телефона на полочке рядом с вешалкой бодро звучит популярная песня, которую я слышал по радио. Моя девочка стоит перед шкафом, переставляет медикаменты и что-то напевает себе под нос.