Для повышения точности выстрела при стрельбе из снайперской винтовки лучше всего занять устойчивое положение на земле и использовать крепление для сошек в качестве рычага. К сожалению, в данном случае это невозможно, поэтому мне приходится импровизировать. Я опускаю левую ножку сошки вниз, а затем упираюсь прикладом винтовки в оконную раму. Ухватившись левой рукой за ножку и раму, чтобы поддержать оружие, я преодолеваю пронзительную боль в поврежденной руке и принимаю положение для стрельбы.
Куча голых лампочек, развешанных по лужайке в саду, не обеспечивает достаточного освещения, но на дереве за сценой их достаточно, чтобы создать идеальную подсветку, которая дает мне отличный обзор моей цели. Я прицеливаюсь в середину груди моей цели, прямо рядом с бокалом шампанского, который он держит в руке. Затем медленно поднимаю прицел, позволяя перекрестию скользнуть вверх и остановиться на его переносице. Я не задерживаю дыхание, сохраняя его нормальный ритм. Вдох. Выдох. Пауза.
Вдох.
Моя цель поднимает бокал.
Выдох.
Я нажимаю на курок.
С такого расстояния пуле требуется чуть больше секунды, чтобы достичь цели.
Одна секунда. И вдох не успеешь сделать. Один удар сердца.
Но этого достаточно, чтобы разрушить хрупкую мечту.
Достаточно, чтобы погасить крошечный огонек надежды.
Секундой позже замечаю стоящую в толпе светловолосую девушку с красным шелковым шарфом в волосах.
Мужчина на сцене отшатывается, из красной дыры в середине его лба тянется струйка крови. Он падает навзничь, распластавшись на деревянном помосте. Одни люди в толпе падают на землю, как только понимают, что произошло, в то время как другие в истерике разбегаются кто куда. Несколько человек выхватили оружие и бросились прятаться за столами.
Для человеческой натуры свойственно стремление в первую очередь спасти себя, чем помочь другим. Я уже видел это бесчисленное количество раз, и мне было довольно интересно наблюдать за этим. Но сейчас я не смотрю на людей, бегущих как безумная орда. Мой прицел направлен на девушку, бегущую к сцене. Что, черт возьми, здесь делает мой тигренок? Она потеряла свой красный шарф, и ее волосы свободно рассыпались по спине и плечам. Она опустилась на колени рядом с моей мишенью.
У меня внутри все сжимается, когда она хватает мертвеца за пиджак и отчаянно его трясет. Я настраиваю прицел, чтобы увеличить изображение ее лица. Слезы текут по ее щекам, она кричит, ее лицо искажено от боли и горя. Я снова увеличиваю изображение, фокусируясь на ее губах, и винтовка чуть не выскальзывает у меня из рук. Я слишком далеко, чтобы слышать ее крики боли, но чувствую, как они эхом отдаются в моих ушах и в груди, разрывая меня изнутри. Мне трудно дышать, и я хватаю ртом воздух. Меня словно засасывает в вакуум, и я внезапно замираю на долю секунды в тот момент, когда до меня доходит, что она говорит.
Папа!
Глава 22
Нера
Почему-то я ожидала, что в день похорон моего отца пойдет дождь. Как это было, когда мы хоронили Элмо. И маму. Странно стоять на кладбище и смотреть, как гроб опускают в землю в такой прекрасный солнечный день.
Зара стоит рядом со мной и сжимает мою руку так сильно, что боюсь, она сломает мне пальцы. У нее с отцом никогда не было хороших отношений, но его смерть потрясла ее сильнее, чем я могла предположить. Слава Богу, я отправила ее домой до того, как все произошло той ночью
Когда поднимаю глаза от гроба, мой взгляд падает на мужчину в тюремной форме напротив меня по другую сторону могилы. Двое охранников стоят по бокам от него, хотя его руки спереди скованы наручниками. Я не видела нашего сводного брата больше десяти лет, и если бы встретила его на улице, то вполне возможно, что не узнала бы.
Я помню Массимо с волнистыми темными волосами, зачесанными на затылок, с несколькими непокорными прядями, которые всегда падали на его чисто выбритое лицо. Он был высоким и спортивным, но не слишком мускулистым. Мама однажды рассказала мне, что девушки, которые крутились вокруг него, часто шутили, что ему следовало бы уйти из коза ностра и стать моделью, украшать рекламные щиты и обложки модных журналов.
Мужчина, который смотрит на меня в ответ, не имеет ничего общего с тем молодым человеком. У его одежды короткие рукава, из-под которых видно множество татуировок, покрывающих его руки и даже пальцы. Две верхние пуговицы на его рубашке расстегнуты, и помимо шеи, у него еще и грудь вся в татуировках. Его волосы полностью сбриты, но нижняя часть челюсти покрыта щетиной. И он почти удвоил свой вес, его тело – сплошные мускулы. Если бы не его глаза — черные и расчетливые, какими я их помню, — подумала бы, что на похороны привезли не того заключенного.
Я не ожидала, что он будет здесь сегодня. Когда умерла мама, ему не разрешили присутствовать на ее похоронах, поэтому предположила, что к папе он тоже не придет. Странно, но всегда думаю о Лоре как о нашей «маме», а не как о мачехе. Но у меня не так уж много воспоминаний о Массимо, и он всегда оставался для меня «сводным братом».
Когда гроб начинают засыпать землей, Массимо идет к нам, не сводя с меня пристального взгляда. Его охранники следуют за ним по пятам.
– Манчкин, – говорит он, останавливаясь передо мной. Даже голос у него другой — более глубокий, грубоватый.
Я прикусываю нижнюю губу, не понимая, хочу ли обнять его или отступить на шаг. В последний раз видела его, когда мне было пять, и даже тогда он казался грозным и каким-то отстраненным. Прошло так много времени, что не уверена, знаю ли я его вообще. Он наклоняет голову набок, и уголки его губ приподнимаются, точно так же как в детстве, когда заставал меня крадущейся на кухню. Это одно из немногих моих ярких воспоминаний о нем.
Я с трудом сглатываю, пытаясь сохранить самообладание, затем делаю шаг вперед и обнимаю его.
– Привет, Массимо.
– Пошли, Спада, – рявкает охранник, дергая Массимо за руку.
Сводный брат высвобождается из моих объятий.
– Нам нужно поговорить.
– Мы придем завтра, – киваю я.
– Только ты, Нера, – предупреждает Массимо, затем переводит взгляд на Зару.
Моя сестра все это время стояла неподвижно, уставившись в землю и избегая смотреть на нашего сводного брата. Ей, наверное, не по себе видеть Массимо в первый раз. Заре не было и четырех лет, когда его отправили в тюрьму, так что ей, вероятно, он кажется незнакомцем.
Массимо поднимает скованные наручниками руки и легко касается щеки Зары тыльной стороной пальцев.
– Привет, Захара, – произносит он странно мягким голосом, который так похож на прежний.
Моя сестра просто продолжает смотреть в землю, ее тело напряглось. Костяшки ее пальцев почти побелели, когда она вцепилась в подол своей блузки. Массимо убирает руки с лица Зары, а затем уходит в сопровождении охранников.