— Да, именно Ленар меня к вам и послал, — кивнула она. — Только Ленару об этом не говорите.
Количество людей на Ноль-Девять резко увеличилось в полтора раза, но коридоры словно бы стали шире, воздух холоднее, а звуки реакторов исчезли в пасти незримого монстра, постепенно высасывающего жизнь из новоприбывшего буксира.
Несмотря на то, что у экипажа было самое подходящее настроение, чтобы раскиснуть и спустить все тормоза, первичная реакция порой бывает противоположной. Ленар сидел на иголках даже когда стоял, и готов был поклясться, что если положит себе в рот что-то калорийнее дистиллированной воды, оно тут же вылезет обратно. У него внутри скреблась куча просящихся наружу вопросов, но он устал достаточно сильно, чтобы стать глухим перед зудом, вызываемым нерешенными ребусами. Ему отчаянно хотелось что-то сказать, но в выборе слов он был столь же нерешителен, сколь и сапер, проснувшийся без снаряжения посреди минного поля. Он лишь сидел за столом, делал глубокий вздох, когда решался заговорить, и молча выдыхал, когда решительность лопалась подобно воздушному шарику.
Его глаза не без интереса наблюдали за гостями, которые, будучи в изнеможении, еле доползли до душевой, а выползли из нее чуть живее, чем человек, недавно переживший избиение экскаватором. Первые настоящие признаки жизни они начали подавать, когда Ленар усадил их за стол и вскрыл три банки с консервированным томатным супом. По мере того, как суп разогревался, в трех парах голодных глаз все сильнее разгоралось давно потухшее пламя. Они ожили окончательно, когда тарелки легли перед ними и защекотали своим ароматом три пары ноздрей. Они жадно зачерпывали ложками красную субстанцию, не пытаясь разобраться, из чего она состоит, и отправляли ее себе в глотку, не испачкав при этом язык. Чем бы они ни были больны, их хворь меркла на фоне взорвавшегося в них аппетита.
Ленар никогда не голодал подолгу. Он всю жизнь прожил в достатке, и у него всегда было под рукой все необходимое для нормального существования, но все же зверский голод он представлял себе по-другому. То, как гости поглощали еду, не было похоже на оголившийся от долгого недоедания животный инстинкт, а скорее на осознанную необходимость. Если не считать бледной кожи и нездоровой сыпи на отдельных участках тела, по гостям нельзя было сказать, что им чего-то не хватает. Он резко отказался от своих слов, когда один из них осушил свою миску и сказал «еще», но потом вернулся к своей теории, когда гость неожиданно добавил «пожалуйста». Ленар прекрасно помнил, что людям, пережившим длительную голодовку, нельзя давать тяжелую пищу, но пострадавшие выглядели голодными, а не голодающими. Не задавая лишних вопросов, он принес с продуктового склада готовую солянку. В неравном бою пали еще три банки супа, а Ленар до сих пор не знал, за что велась эта битва, однако, тот факт, что на фоне событий, что обрушились ему на голову за последние три дня, мысли о том, как его гости уничтожают продуктовые запасы, свидетельствовал, что хороший отдых ему нужнее, чем он думал.
Один из них наткнулся взглядом на коробку с пищевыми добавками, что стояла на тумбе, и то, что было дальше, смутило Ленара сильнее всего. Пищевые добавки были призваны насытить организм полезными веществами, которых обычно не хватало людям, долго путешествующим по космосу, так что желание человека принять одну витаминизированную пилюлю во время обеда было практически законом, но то, как все трое проглотили эти пилюли, словно они были вкуснее горячего супа с четырьмя видами мяса, оливками, лимоном и всем остальным, было по меньшей мере необычно для людей, которые пережили термоядерный взрыв и провалялись в заморозке полвека.
«Полвека…» — мысленно напомнил себе Ленар, и глубоко задумался. Он еще не беседовал с гостями о происшествии и даже представиться не успел, но вдруг они услышали обрывки неосторожного разговора или увидели где-нибудь настенный календарь? Возможно, после всего пережитого настоящее потрясение их настигло лишь сейчас. Возможно, их странное пищевое поведение — это психологическая реакция на стресс и попытка ненадолго убежать от реальности. Будь Ленар на их месте, он был бы не против отвлечься от проблем на что-нибудь вкусненькое, но он был не на их месте, и почувствовал, как торжественное возвращение аппетита снова отложилось на неопределенный срок.
Ленар предложил гостям на выбор чай, кофе и какао. Все трое склонились к какао, и в их голосах почти растворились признаки былой слабости. Возможно, готовые консервированные супы обладают бодрящим эффектом, о котором никто по сей день и не подозревал, или же все гораздо прозаичнее, и Вильма вколола им всем слишком низкую дозу абсорбента.
Послышалось хлюпанье, и Ленар решился на разговор, который оттягивал последние полчаса.
— Я капитан Ленар Велиев, — представился он, и когда Селицкий зарядил свои легкие воздухом для ответа, поспешил предупредить, — Ваши имена и должности я уже знаю.
— А что еще вы о нас знаете?
— Что ваше судно было объявлено пропавшим без вести пятьдесят четыре года назад.
Пугающие цифры наконец-то были произнесены вслух, и глаза выживших разбежались в разные стороны, синхронно подсчитывая, какой сейчас год, и как много событий могло произойти, пока они лежали в заморозке. Их реакция была спокойнее, чем ожидал Ленар. Кто-то повесил нос, кто-то выдохнул… В общем, типичная реакция человека, который проспал свою смену. Наверное, это было и хорошо. Полувековое опоздание не так страшно, как трехчасовое, и все поводы для паники уже давно скончались от старости.
Илья обменялся многозначительными взглядами со своими подчиненными, обжег горло шумным глотком из кружки, и спросил:
— Что с нашим кораблем?
Это был справедливый и очень интересный вопрос, который интересовал Ленара ничуть не меньше, чем его гостей. Он сделал глубокий вздох, чтобы собраться со спутавшимися мыслями и принялся пересказывать события последних нескольких дней, огибая подробности и не заостряя внимание на спорных моментах. Он старался быть объективен, и под самый конец рассказа поймал себя на мысли, что его рассказ по интонации очень похож на оправдания. Ему не за что оправдываться, он все сделал правильно. Так он себе и повторял, напоминая, что шевелить языками должны были люди по другую сторону стола, но чем больше он рассказывал, тем сильнее замечал, как кожа на их лицах поддавалась искусственному притяжению, и на словах «взрыв термоядерного реактора» они словно синхронно постарели на пять лет. Факт гибели их корабля расстроил их куда сильнее, чем какие-то полвека, проведенные вне жизни, и Ленар еще немного пошарился в своей памяти, проверяя, не осталось ли там еще каких-то травмирующих фактов, способных испортить пробуждение выживших еще сильнее.
— Значит, вы ради нас бросили свой груз? — разбил Илья неудобную тишину.
— Мы отправили баржу в дрейф со включенным маяком и собираемся… — Ленар запнулся и поправился, — …собирались за ней вернуться.
— Вы должны взять нашу станцию на буксир.
Эти слова прозвучали так, словно Илья процитировал какой-то древний непреложный закон, нарушение которого грозит вернуть цивилизацию в каменный век. Железная уверенность в его интонации смешалась с легкостью, с которой человек обычно говорит «мойте руки перед едой», и Ленару вдруг захотелось возразить. Он стыдливо поймал за хвост мысль, что вынужденная спасательная операция постепенно превращается в груз проблем, которыми его вполне сознательно обкладывают со всех сторон.
— Мы это уже поняли, — так и не смог он придумать более язвительного ответа. — Я был на станции.
— И что вы там видели?
— Практически ничего, но самое важное я нашел, так что нашей барже придется продрейфовать лишний годик-полтора.
«Годик-полтора» были довольно критичным сроком для дрейфующей баржи. С каждым прошедшим днем шансы отыскать в межзвездном пространстве дрейфующий объект, пусть и с работающим маяком, понемногу таяли мартовским снегновиком, поэтому эти слова «годик-полтора» были подобны плевку в лицо. Илья стер плевок со своего невозмутимого лица, отхлебнул немного какао и кивнул:
— Рад, что вы все понимаете.