Времени обдумать тактику оказалось предостаточно, и Радэк решил, что этот противник слишком быстрый и юркий. Хоть он и выглядит измотанным, но каждый его удар грозил стать победным, и такого противника можно взять лишь хитростью. В арсенале Радэка была одна хитрость, и он отчаялся достаточно, чтобы ей воспользоваться. Бой пора было заканчивать.
Они бросились навстречу, вбивая последние силы друг в друга, и Радэк совершил тот роковой удар. Если боксеров можно было делить на профессионалов, любителей и придурков, то Аксель совершенно точно относился к придуркам по той причине, что согласился боксировать с Радэком, который и сам являлся тем еще придурком. Невозможно описать иначе человека, который в четвертом раунде прибег к удару, который был крайне сложным в техническом исполнении и почти не применялся в боксе. Этот удар был опасен не столько для противника, сколько для исполнителя, грозя не просто дезориентацией и потерей равновесия, но и переломом запястья. Специально на такие случаи боксеры тренируют запястья, а во время боя пользуются боевыми перчатками. Перчатки Радэка были тренировочными, а запястья не славились прочностью, и все же он решил рискнуть. В его голове все это выглядело просто: отвести заднюю руку назад, развернуть тело на сто восемьдесят градусов, докрутить корпус и хлестнуть противника тыльной стороной задней руки. Коварство этого удара заключалось в том, что видя отведение задней руки противник инстинктивно выбрасывает подставку влево, и неожиданно для себя пропускает удар справа. Почти так все и получилось — Аксель не ожидал, что Радэк скрутит что-то похожее на пируэт и хлестнет его с неожиданной стороны, однако сам Радэк катастрофически не рассчитал дистанции, и хлестнул Акселя не тыльной стороной мягкой перчатки, а предплечьем в оболочке из жесткой манжеты и изоленты. Возможно, это спасло ему запястье, но удачным такой удар назвать было сложно.
Аксель неуклюже повалился на ринг, по пути предприняв смешные попытки уцепиться за воздух. Моментально подбежавший Петре отогнал Радэка в другой конце ринга и начал счет. Послышался еще один щелчок, а за ним еще один. Ленар с Ильей начали о чем-то шептаться, но Радэк уже сам понял, что бой закончился.
На счет «семь» Аксель поднялся, хотя это уже не имело значения. Его стойкость не могла не вызывать некоторого восхищения — после такого удара любая гордость могла дать поблажку и позволить отдохнуть на ринге лишнюю пару секунд.
Петре присоединился к капитанам и обменялся с ними несколькими шипящими звуками. Все решилось быстро.
— Бу-бу? — удостоверился Радэк.
— Бу, — успокоил его Аксель и сделал легкий кивок.
После утомительного боя настоящее облегчение приходит не от его завершения, а лишь когда участники могут себе позволить выплюнуть капы и освободить гудящие головы от жарких и давящих шлемов. Радэку показалось, что его голова окунулась в тазик с прохладной водой, и в первый раз за последние пятнадцать минут глубоко и свободно вздохнул. В тело начала возвращаться легкость. Перчатки пали на ринг вслед за шлемами, и он с благодарностью принял из рук Эмиля полотенце.
Последовала еще серия щелчков.
— Итак, — объявил Петре, выйдя в центр ринга, — единогласным решением судей Радэк Коваль дисквалифицируется за нарушение правил. Таким образом, абсолютным чемпионом отметки 7389620 коридора Д42 объявляется Аксель Скоруп!
Аксель воздел руки в победной стойке, не понимая, в чей объектив ему смотреть, и на его измотанном лице выросла улыбка, полная почти детской радости. От зрителей посыпались поздравления, одобрительные возгласы и просьбы попозировать для фотоснимков
Не самое плохое поражение, решил Радэк. Он встал рядом с Акселем, положил руку ему на плечо и заразился от него чистой, искренней улыбкой. Бой прошел тяжело, закончился хуже некуда, но он отчего-то впервые за долгое время был рад.
15. Космический курорт
На корабле с экипажем в пять человек было не сложно быстро найти нужного. Для этого достаточно лишь подойти к ближайшему интеркому и четко произнести имя того, кто тебе нужен. На станции с персоналом в тысячу человек такой трюк резко терял всякий смысл, и интеркомы, соответственно, были редкостью.
Вильма была штурманом, и мир станций дальнего космоса, пусть и передвижных, оставался для нее чуждым. Единственным окошком в этот мир для нее были журналы, из которых она по частям вылавливала обрывки информации, словно части головоломки. Из этих частей она постепенно складывала свое представление о стационарной жизни, и ее первый же визит на подобную станцию подкинул несколько новых частей, которые не вписывались в собранную картину. Она начала предполагать, что тысячу людей, ползающих по огромному космическому муравейнику, организовывали при помощи личных устройств связи, вроде карманных раций, и спустя уже пять минут после окончания боксерского поединка этот вопрос вышел за грани простого любопытства.
Илья куда-то исчез, не оставив напоследок ни единого предупреждения.
Искать его в космическом городе было сомнительной затеей. Вильма сделала единственное, что было в ее силах — сбегала к шлюзу и убедилась, что его скафандр все еще на месте.
Человек, который уговорил ее пойти с ним на мероприятие, бросил ее и исчез. И черт с ним, врала она себе. Она не позволит этому поступку испортить ей настроение. Кончики ее пальцев попытались погладить корпус фотокамеры, висящей на поясе, чтобы напомнить своей хозяйке, что она явилась на бой не зря, но вместо этого отбили короткую и едва уловимую барабанную дробь. Вильма взглянула на свои руки и заметила, что те все еще трясутся, будто бы это она только что с кем-то дралась на потеху публике. Еще не выветрившийся из крови адреналин колотил ее изнутри, призывая бежать без выбора направления. Она сжала свою дрожь в кулаки и сделала несколько глубоких вдохов. Стало немного легче.
Вернувшись в спортзал, Ильи она не обнаружила. Оживленные обсуждения и обмен впечатлениями от боя все еще не утихали. Экипажи двух буксиров и один корреспондент с ожившим лицом перебрасывались полными восторга эпитетами, обменивались улыбками, активно жестикулировали и смеялись. Даже Густав начал от восторга сплетать сложносочиненные предложения и обильно приправлять их накопившимися эмоциями. Вильма вошла ножом в их праздничную атмосферу и сделала тоже самое, что делала перед уходом — набросилась на бойцов с вопросами об их самочувствии. Радэк и Аксель почти хором отвечали, что все в порядке, но Вильма понимала, что мужчинам свойственно так отвечать женщине, даже если у них не хватает пары конечностей, и не верила ни единому их слову. Ленар прервал ее, когда она заставляла их по очереди следить за кончиком своего подрагивающего пальца, и отвел ее в дальний конец зала.
— Я хочу, чтобы ты сделала для меня одну вещь, — сказал он полушепотом и оглянулся в поисках смотрящих в его сторону посторонних ушей.
— Что же?
Он наклонился к ней почти вплотную и начал щекотать ее ухо жаром своего заговорщицкого шепота, объясняя инструкции к дальнейшим действиям.
— И почему это должна делать именно я?
— Потому что тебе дальше работать с этой командой, а значит именно тебе прямо сейчас надо начинать показывать свой авторитет.
Он говорил разумные вещи, и Вильма не могла с ними поспорить, даже если бы захотела. Ей вдруг начало казаться, что между ними возникает какое-то давно утраченное чувство. Возможно, это было взаимопонимание.
— Хорошо, но тогда и ты мне скажи одну вещь, — воспользовалась она интимностью момента и повторила вопрос, который все последние сутки танцевал на ее языке. — Зачем ты устроил весь этот боксерский цирк? Ради чего?
— А тебе он не понравился?
— Это было глупо.
— Мне не нужна рациональная оценка, просто расскажи о своих впечатлениях.
Она замялась, нервозно выковыривая правильный ответ из уголка своей куртки.
— Ну… это было волнительно.
— Вот именно. Взгляни на них, — указал он носом на группу людей, усевшихся на палубу и продолжающих сотрясать воздух своими воскликами. — Веселятся. Даже ты, я видел, сегодня пару раз улыбнулась. Пополнила коллекцию снимков.