От слова «везение» в Вильме что-то зашевелилось. Это была тайна, который она скрывала от всей вселенной уже полгода, и ей отчаянно захотелось поделиться этой тайной с человеком, которого она знает меньше недели. Для нее он был практически незнакомцем, но ей нравился этот незнакомец. Это идеальный набор характеристик для человека, которому можно высказать то, что нельзя высказать самым близким людям. Порой незнакомцы бывают самыми лучшими слушателями.
— Это не везение, — решилась она, и уже начала чувствовать, как горный массив оползнем сходит с ее плеч. — Это человеческий фактор.
— Не понял, — повернул он к ней голову.
— Мы вас нашли только лишь благодаря тому, что наш корабль немного сбился с курса. Я никому этого не говорила, но корабль сбился с курса из-за меня.
— Почему не говорила?
— Стыдно было, конечно же. Я уже не первый десяток лет прокладываю курсы, а тут я взяла и промахнулась на миллиард километров.
— На таких расстояниях это не такой уж и страшный промах.
— Страшный, если он выбивается из полетного коридора, — расплескав звук воды по всему помещению, она подплыла к Илье вплотную. — Это был последний гравитационный маневр, когда мы подобрали Петре с его камерой и длинным носом. Пришлось в последний момент внести коррективы, поправить курс, а у меня в тот момент было паршивое настроение, и я, кажется, слишком сильно округлила некоторые параметры.
— То есть меня спасло твое паршивое настроение? — уточнил он, и Вильма с неохотой улыбнулась.
— Можно и так сказать. Хотя, конечно, это надо было еще ухитриться отклониться именно в нужную сторону, чтобы засечь ваш сигнал. Наверное, без везения тут действительно не обошлось, но все же главный виновник вашего спасения — это мой непрофессионализм.
— А в чем же была причина твоего паршивого настроения?
Вильма ждала этого вопроса.
— Ленар «обрадовал» всех новостью о том, что скоро расстанется с нами и сойдет на твердую землю. Ты, наверное, сейчас думаешь, что я слишком сильно привязалась к Ленару, но дело не в этом. Знаешь этот страх, который преследует тебя, когда ты присутствуешь при эвтаназии близкого родственника или даже своей собаки? Ты видишь чью-то смерть, и вдруг ты словно бы гораздо яснее начинаешь осознавать собственную смертность. Я в тот момент почувствовала что-то подобное.
— Но он же не умирает.
— Он собирается бросить дело, которым жил последние семьдесят лет, и сойти в незнакомый мир, полный чужаков и вещей, о которых он знает лишь понаслышке. Звучит это страшно, но я уверена, что на практике это еще страшнее. Это как чувствовать себя пришельцем из другой галактики, а я совсем не хочу чувствовать себя пришельцем.
— О, ты даже представить себе не можешь, насколько я тебя понимаю… — протянул Илья.
— Прости. Кажется, я не должна была жаловаться на эту тему, — она виновато положила ладонь ему на плечо, и на его рукаве начали расти темные мокрые пятна. — У тебя ведь ситуация еще хуже.
Ее холодная мокрая рука вдруг почувствовала жар его ладони.
— Нет, это хорошо, что ты рассказала. Было приятно узнать тебя получше.
— Только не говори никому, что я тебе рассказала. Я слышала, что экипаж начинает нервничать, зная о страхах своего капитана.
— Не скажу, — пообещал Илья и сжал ее ладонь еще крепче.
16. Мне приснился один сон
Космонавтов можно грубо поделить на три категории: орбитальные, системные и дальнобойщики. Первые, как ни трудно догадаться, приписываются к космическим станциям, вращающимся вокруг небесного тела. Системные космонавты работают на транспорте, действующем в пределах конкретной планетарной системы. Третьи же являются тонкими нитями, благодаря которым Объединенное Созвездие все еще является объединенным, а не разрозненными шестидесятью двумя отдельными государствами, разбросанными по галактике. Дальнобойщики обеспечивают все операции в дальнем космосе, и это далеко не только грузоперевозчики, но еще и пассажирский транспорт, исследовательские суда и самые многочисленные из дальнобойщиков — почтовые курьеры.
Если с первыми двумя категориями проблем было не много, то в дальний космос по понятными причинам никто спешить не желал, и в ответ на дефицит кадров с небес посыпались бомбы, нацеленные на учебные учреждения и заряженные пропагандой. Одиннадцатилетняя девочка с длинной черной косой, попавшая под одну из таких бомбардировок, однажды на перемене наткнулась на пропагандистский плакат в карикатурном стиле: безликий космонавт, лицо и фигура которого скрывались под толстым скафандром, упирался ногами в невидимую поверхность, а руками толкал перед собой столь же безликую планету, заставляя ее двигаться вокруг безымянной звезды. Надпись снизу гласила «Два триллиона планет ждут, пока сильные духом доберутся до них и слегка подтолкнут», и более мелким шрифтом краткая справка о том, чем люди занимаются в дальнем космосе, и какую пользу это приносит обществу. В одиннадцать лет мозг еще мягкий, и его можно лепить, словно глину. В пятнадцать лет он начинает приобретать четкую форму и твердое агрегатное состояние. Многие мечтали в детстве стать космонавтами, но к пятнадцати годам они узнавали про эту профессию достаточно много, чтобы вовремя передумать в пользу не менее благородной профессии, требующей меньших жертв. К пятнадцати годам мозг девочки с длинной косой так и затвердел с отпечатком космонавта, толкающего перед собой планету.
Ирма Волчек уже тогда точно знала, чего хотела от жизни, но лишь смутно представляла, как она всего этого добьется. В свои пятнадцать она имела рост ниже среднего, ничем не выдающиеся физические качества, средние оценки по математике и бурлящие гормоны, мешающие на сто процентов отдать себя учебе. Она пыталась придать себе мотивации, раздобыв копию плаката и повесив у себя в комнате, но вместо объятий того самого скафандра ей упорно мерещились объятия ее одноклассника. Ему стоило лишь обратить на нее внимание, и, может быть, пару раз сходить с ней на свидание, чтобы успешно загородить собой путь к мечте всей ее жизни, но когда Ирма устала ждать конца этой неопределенности, она спросила себя, такие ли «сильные духом» нужны космосу, и набралась решимости сама с ним поговорить. Он быстро и почти безболезненно разбил ей сердце, и после недели омовения подушки своими слезами она поняла, что ее предмет воздыхания освободил ее, сам того не подозревая. Она убедила себя, что это необходимая жертва на пути к дальнему космосу, и почти поверила, что эта жертва была ее решением, а не чужим.
Поступила она в академию лишь благодаря достаточно низкому конкурсу, пересдаче вступительных экзаменов и щепотке удачи, и последующие пять лет казались чистым сумасшествием. Ради повышения успеваемости она прибегала к помощи стимуляторов, которые чередовались с седатиками, обманывала, списывала, мухлевала и терпела все те испытания, в которых сжульничать было невозможно. Пару раз ее чуть не выгнали за дисциплинарные нарушения, и еще один раз за неуспеваемость, но каждый раз она успешно брала себя в руки и выкручивалась. Проходя курс глубинной подготовки она впервые столкнулась со смертью и едва не утонула, ощутив на себе все прелести азотного наркоза, а во время курса высотной подготовки совершила один из самых тяжких грехов, подравшись со своей напарницей. При всем этом она не была самой худшей на курсе, но однозначно была худшей из тех, кого выпустили из академии с дипломом вместо башмачного следа на брюках.
Спустя три экспедиции она физически ощущала, как выросла над собой и набралась уверенности, а когда в ее экипаже впервые заговорили о машине времени, она вдруг начала фантазировать о том, как вернется на тринадцать лет назад и изобьет саму себя до полусмерти, выкрикнув при этом что-нибудь мотивирующее про сильных духов, двигающих планеты.
Так или иначе, она прошла через все испытания и теперь она настоящая космическая дальнобойщица, которой доверили управлять самой мощной машиной в истории, но ей упорно казалось, что она так и не стала тем самым космонавтом с обложки. С того момента, как ее буксир пришвартовался, она на пару с Вильмой официально стали бесполезными, потому что ни штурман, ни оператор не требуются кораблю, который никуда не летит. В этом случае они должны были просто делать посильную работу, выходящую за рамки их специальностей, и именно Ирме давали работу, с которой справился бы любой дурак. Сначала она из грузоперевозчика переквалифицировалась в грузчицу, затем в кладовщицу, а затем и в специалиста по топтанию палубы. Ленар практически вслух приказал ей ничего не делать, но она была оператором, а им свойственно было нервничать, когда их судно дрейфует без тяги, а им самим при этом нечем занять руки и голову.