— Идите за мной, — ответил Тагарл, и подхватил на плечо еле живого Гаскара.
***
Ночка вышла неспокойная.
Тагарл привел компанию в ничем не примечательный дом, разместил на чераке, там и оставил до утра. Кроватей здесь не было, но была соломенная подушка. Ее без всяких разговоров отдали Гаскару, а сами легли на полу. Отравленный мональф откровенно подыхал. Он уже давно не отвечал на вопросы, даже слова не мог выговорить. Джаг сомневался, что он вообще их слышит, но сердце его еще билось, кровь шла по венам, а значит, он был еще жив.
Хотя Джагу было не до него. Все оказалось хуже, чем он думал. Бандит-здоровяк как следует по нему прошелся. Джаг чувствовал, что сломаны ребра. Было больно даже дышать. Даже валяться без движения было чертовски больно. И жесткий пол тут не добавлял комфорта. Но скулить Джаг не собирался. Не той он породы.
Таких, как я, колотили, колотят и будут колотить, — думал он себе. И тут дело не в том, что я говорю или делаю. Нет. Это природа. Есть что-то такое в некоторых людях, что позволяет им влипать в неприятности на ровном месте. И если искать таких — то Джаг Марно первый в списке.
Не повезло, козлиный черт, не повезло!
Но, с другой стороны…
Джаг задумался.
Если смотреть с другой стороны, то повезло еще как. Уж второй раз я от лонзовских шавок ухожу живым. А немногие люди во всей империи могут похвастаться тем, что ушли от него живыми хоть раз!
Джагу хотелось выть от боли в ребрах при каждом вздохе. А на улице словно под стать настроению, тоскливо завывали собаки.
Ночка вышла здорово неспокойная.
По всему Порт-Лилю установилось невнятное шевеление. С улицы слышались отрывистые выкрики, непонятные возгласы, разговоры, перебранки. Громко топали по брусчатке дюжины солдатских ног в сапогах с каблуками. В голове все путалось. Перед глазами плыло. От боли хотелось прикусить язык, сжать зубы так, чтобы они раскрошились. А на улице звучали размытые голоса — то там, то здесь. Неясно, где. Да и не важно. Что-то происходило там, за окном, через которое на чердак ярко светила полная Ехидна, и пытался хоть что-то углядеть мутным взглядом Слепец. Луны сегодня словно приблизились к земной тверди, заинтересованные тем, что творится на крохотном, проклятом и забытом острове в Море Цепей.
Что-то происходило, и это чуяли все. Ночи здесь жаркие, но почему-то люди закрывали оконные ставни и не гасили свет. Почуяли это и местные военные. Подняли гарнизон в ружье. Объявили сбор. Солдаты носились от дома к дому, вырывая из тревожного и непостоянного нынче сна своих выходных сослуживцев.
А через пару часов грянули первые выстрелы. Далеко, даже не в городе. За стенами. Их было едва слышно, и Джаг различал их скорее благодаря тому, что до этого, в былые времена, наслушался всякой стрельбы — и близкой, в упор, и далекой, в километрах.
Выстрелы, сначала одиночные, а потом уже валом, раздавались с восточной стороны — с той, откуда пришел Джаг с компанией. Оттуда, где должны были собираться сейчас люди этого гада Фирака, чтобы отправиться на Джагов корабль.
Что ж, тут оставалось только пожелать удачи авантийским солдатам. Джаг не думал, что когда-либо сможет желать им удачи.
Пальба то затихала, то возобновлялась. То на одном направлении, то на другом. Все окончательно затихло часа через два. И Джаг, беспокойно ворочаясь, все же заснул.
Его разбудил идальго.
Поднимаясь, Джаг едва не заорал от боли в ребрах, которую за время сна успел забыть, и теперь ощутил вновь, в полном цвете.
А потом заметил, что Гаскара нет.
Его забрали ночью, унесли на носилках. Он был еще жив. За ним пришли люди Тагарла, чтобы отнести его к врачу.
Это рассказал Джагу идальго. Он в эту ночь не сомкнул глаз.
Джаг почувствовал злость и досаду. Никто не смеет забирать моих людей, пока я не буду уверен, что это безопасно! И еще — стыд. Уснул я. Решил поспать, пока Монтильё подыхал рядом.
Но чуть позже, когда поразмыслил над произошедшим, решил, что сделать все равно бы ничего не смог. Он уже доверился своему новому компаньону Тагарлу, и тот привел его к безопасному ночлегу. Оставалось только верить ему. Верить, что он действительно собирается вылечить Монтильё, а не добить и выбросить в лесу за городом.
Тем временем идальго кратко разъяснил, какие сейчас планы.
Нужно было выехать из города и попасть на корабль. Тагарл знал способ. Особого доверия он не внушал, но почему бы не попробовать? Особенно теперь, когда весь город на ушах после ночных столкновений местных авантийцев с лонзовскими бандитами. Караулы наверняка усилены, на воротах в лицо проверяют всех людей, кто входит и выходит. Быть незнакомцем сделалось крайне опасно.
План побега, который рассказал им Тагарл, оказался весьма незамысловатым. Джаг и идальго должны были проехать через врата на телеге, которая везла сено. Звучало довольно неплохо. Присыпавшись сеном, можно проскользнуть незаметно… Если караульные окажутся полными баранами. Если нет, они могут более тщательно осмотреть груз, и тогда беглецам конец!
Джаг задумался над этим уже после того, как его и идальго плотно засыпали сеном. И как раз собирался высказать свои возражения, но в этот момент поверх сена их начали засыпать коровьим навозом.
Неплохая идея. Очень неплохая. Это отобьет у караульных желание проверять…
— Какого хрена?! — заорал Джаг, пребывая в яростном оцепенении от происходящего надругательства и не обращая внимания на резкую боль в груди. — Вы что делаете, гнойные твари?! Никто не смеет поливать Джага Марно говном! Никто! НИКТО! Я вам всем кишки размотаю! По доске пройдете, сволочи, акулам скормлю!
Джаг намеревался продолжить. Ярость наполняла его до краев, как бывало раньше. И, как и раньше, это было бы очень плохо для обидчиков. Но в какой-то момент Джаг обнаружил, что телега едет.
Что-то умное в его голове шепнуло ему, — не время для криков.
Что-то ехидное подсказало — дерьмо в телеге не должно орать благим матом, если не собирается привлекать к себе внимание.
Кто-то из караульных на воротах громко окрикнул:
— Сто-о-о-ой!
Телега остановилась.
— Ты кто таков? — другой голос. Офицер, понял Джаг.
Завязался разговор, из которого Джаг почти ничего не разобрал. Только то, что возница прикидывался крестьянином, который вез дерьмо себе на посевы для удобрения.
— Хорошо, но телегу мы обыщем. Рядовой!
Недоуменное молчание. Потом ответил кто-то из солдат:
— Миссир лейтенант, так ведь… говно же!
— Не выражаться! Выполнять.
Джаг предчувствовал дурное. Ему хотелось по привычке положить руку на рукоять меча. Не то, что хотелось — это было рефлексом. Не ум, а тело, память мускулов требовала этого, предчувствуя необходимость биться за свою жизнь.
Но Джаг не пошевелился. Дерьмо в телеге не должно двигаться.
После некоторых копошений солдат все же приступил к делу.
Черт, ну не будет же он руками…
Он и не стал. Вместо этого он принялся пробовать смердящую кучу штыком своего мушкета. Острый, наточенный штык легко пробивал свалянные в сене комья дерьма и втыкался в доски.
Раз — другой. Третий, четвертый.
— Ничего тут нет, миссир лейтенант. Одно… удобрение.
— Дай мне…
Джаг с трудом заставил себя держать рот на замке и лежать как лежал, когда штык оказался прямо перед его лицом. С еще большим трудом он все же не проронил ни звука, когда штык царапнул его по задней стороне бедра.
— Хорошо, проезжай, — бросил лейтенант.
Телега ехала еще минут десять, прежде чем свернула в незаметный съезд с дороги и остановилась.
— Вылазьте.
— А ты лучше беги! — мрачно посоветовал Джаг, выбираясь из под куч смердящего навоза. Желание зарубить того, кто покрыл его дерьмом, за время пути не выветрилось, а лишь настоялось на окружавшем зловонии и вскипело сильнее.
Он выкопался из под кучи по пояс, помогая себе руками, перевалился через борт. Зашипел от резко схватившей боли в сломанных ребрах. Теперь желание махать мечом стало исчезать. И это еще больше злило Джага.