И пусть так все и остается!
Хватит мне приключений, многовато для одного дела. Все идет хорошо, вот для этого я и здесь! Чтобы все наконец было хорошо. Разве я многого прошу?
Пусть катятся к дьяволу лонзовские бандиты и авантийские фрейги. Я остаюсь здесь. В этом море. Море Цепей — мой дом. И я буду по нему ходить сколько захочу и когда захочу.
Да, все будет как надо!
Старые тревоги растворялись с выходом в море. Небо над головой было чистым и светлым. Ветер — свежим, соленым. А под ногами — крепкое дерево палубы добротного судна.
Джаг валялся в каюте, глядя в потолок и слушая скрип снастей при качке. И эти звуки были музыкой для его ушей. Многое можно отдать за то, чтобы валяться в койке с соломенным матрасом и не думать ни о чем.
Джаг частенько выходил на квартердек и подолгу сидел там на бочонке, наслаждаясь морем и ветром.
Еще до отплытия Ваба сработал ему отличный костыль из твердой ветки дерева взамен обычной палки, с которой Джаг ходил раньше. Теперь не стыдно было показаться своим морякам. И Джаг гулял по палубам, проверяя, как идет работа на корабле.
В свободное время наведывался на жилую палубу, и там смотрел, как моряки играют в карты или кости, или же в ножики. А изредка и сам решался сыграть (в ножики, конечно, он категорически не играл с Вабой). Удача ему обычно не благоволила и он проигрывал. Но только сущую мелочь. И получал за это гораздо больше — всякому моряку приятно хоть в кости, но обыграть самого капитана!
Джаг заглядывал то в трюм, то на батареи, то на камбуз. Перекидывался парой слов со своими людьми. Поболтал с абордажниками — Атаульфом и Борво, послушал их байки, и сам потравил. Заглянул к Мубасе — проверил, как дела с порохом и ядрами. Подморгнул Сурбалле Бесстыжей, когда она любовно точила свою саблю, сидя на бочонке и растопырив ноги, и она дерзко подморгнула в ответ.
Все было хорошо.
Хорошо, на пиратском корабле, значит — не больше пары перебранок в день и пары небольших драк в неделю. Без крови — это уже почти благодать.
На исходе первой недели на горизонте, впереди, слегка на юге, появились на водной глади черные пятна, сверкающие золотом отраженного солнца. Мелкие клочки тяжелой воды, которые обычно сопровождают большое пятно. Тяжелая вода всегда имеет неправильную форму, а пятна ее нередко распадаются на части. В этот раз оно не перегораживало курс, а тянулось острым клином на километры вдаль. Козёл должен был пройти точно вдоль, по северной кромке. Сначала Джаг собирался приказать повернуть на юг и пройти от него с южной стороны, но, понаблюдав пару часов, заметил, что далеко на горизонте оно продолжается. Отличная ловушка. Пятно имело залив в форме буквы U, шириной километров в пять и длиной, наверно, километров в восемь. Наблюдая невнимательно, очень просто решить, что это обычное продолговатое пятно, и двинуться по его южной стороне — ведь так Козлу было быстрее. И когда станет ясно, что это хитрая природная ловушка, будет уже слишком поздно. К счастью, все обошлось. Джаг приказал брать такой курс, чтобы пройти от пятна по северной стороне. Через пару часов они должны были достигнуть его.
Все было как надо. Команда с такими явлениями была хорошо знакома и на палубе не наступило никакого дикого ужаса.
— Соловей, мы держимся курса?
— Точь-в-точь, капитан, — отозвался он. — Тяжелая вода нам не грозит. Я отследил ее движение — идет на юго-юго-восток. А наш курс лежит на востоко-юго-восток.
— Марна! Есть какие происшествия на борту?
— Ничего особенного, капитан. Разве что…
— Да!
— В трюме сочится вода. Откачивать успеваем, ничего особенного. Но где-то есть незаконопаченная щель.
Скорее всего, решил Джаг, так оно и есть. Козёл просел под новым грузом, и вода стала сочиться сильнее через те места, которые раньше были выше водяной линии.
Если все под контролем, то это ничего не означает. Вода всегда сочится, как бы хорошо не проконопатил корпус. Всегда найдется слабое место, через которое вода будет пробираться сквозь деревянные брусья по капле, и ее нужно выносить из трюма, чтобы не промокли припасы. Обычно это не требует внимания капитана. Вахта живучести сообщит, если дела будут плохи. Но Джагу было решительно нечего делать.
— Пойдем глянем.
В трюме не было ничего особенного. Вода не льется внутрь струей, она проникает по капле. Капля за каплей, и через час наберется ведро. А через неделю — двести ведер.
— Как закончим дело — вытащим Козла на берег и заново проконопатим все, — сказал он.
В прошлый раз уходить пришлось в спешке, чтобы не отстать от Улькаировой Свары. Теперь, когда дело обещало принести солидный навар, на ремонт можно будет встать конкретно. Закупиться едой и выпивкой, отпраздновать, как следует. А потом как следует починить старину Козла!
Самое важное известие от Марны на сегодня было сущим пустяком. Все было хорошо.
Джаг выходил из трюма на жилую палубу, когда заслышал оживленный разговор, в котором мелькали бранные слова и слышались недобрые мотивы.
В дальнем конце жилой палубы, за перегородками из мешковины, был виден огонь фонаря.
Джаг приблизился.
— Не пилит ни черта твоя пила! Тупая, как пень!
— Сам ты тупой. А пила толковая. Я ее взял у негритянки той, что у нас на корабле за коновала! Такой пилой тебе ногу отпилить — раз плюнуть.
— Раз умный такой, так чего ж она не пилит?
— А я знаю?
Джаг подошел ближе и заглянул за штору.
— Вы, парни, корабль мне ломаете? Или что?
Перед ним было трое. Двое сидели на полу, склонившись над бочонком. Один из них держал в руках пилу. Третий стоял над ними и светил фонарем. При появлении Джага они все повернулись к нему.
Того, что с фонарем, Джаг узнал сразу — это был Борво Глазастый. А те двое — парни из его шайки.
— Добычу делим, капитан.
— Дело у вас не идет, я смотрю…
— Куда ж оно пойдет, ежели пила тупая! — ответил один из моряков.
— Не тупая она! — возразил другой. — Этой пилой дохтуры людям ноги да руки отхватывают будь здоров.
— Обознались мы, кажись, — сказал Борво, пожав плечами. — Думали, серебро. Но теперь-то ясно, что обычное железо. Потому как даже вострейшая пила эту гадину не берет.
— А ну, дай поглядеть!
Джаг взвесил штуковину в руке — очень легкая. А по размеру-то и не скажешь. Один край ее на ощупь был шершавый. Другой — покрыт мелкой резьбой. Борво поднял фонарь, чтобы капитану было видно.
— А где вы эту штуку взяли? — спросил Джаг. Он как мог пытался скрыть беспокойство в голосе.
— Отобрали у той чавалки с клеббы. Ну, у той, которая на ведьму похожая. Ох, как она верещала, когда мы эту штуку с нее сдирать стали. Как вырывалась, а… Прям как бесом одержимая за эту штуку держалась. Мы сразу смекнули — не иначе чистое серебро. А оказалось — обычная безделушка. Серебро-то мы б давно уж распилили на троих. А сколько ни пытались — ни царапины не оставили. Из стали эта штука, сталбыть.
— Нам бы это, капитан… — осторожно проговорил один из моряков. — Долю бы. Настоящую. А то ведь с этого мы ни черта не получили, господь свидетель… Такую штуку никто не купит и за такат.
— Да, капитан. Ты пойми, мы ж без доли совсем нищие останемся.
— А ведь кровь проливали…
— А может вам еще сверху накинуть за то, что умные?! Вы ее смотрели, когда добычу делили, а теперь поменять хотите? Ладно, черт с вами, что-то благодушие меня одолело. Марна, пускай получат нормальную долю вместо этого.
— Да, капитан.
И крохотная крупица подозрения в ее словах прозвучала для Джага гремящим оркестром. Этих я могу обмануть. Но не ее.
Она захочет объяснений. И Борво, этот бандит, мог что-то заподозрить.
— Ты, капитан, лучше эту хреновину выкинь в море, — посоветовал моряк, что был без пилы. — На ней точно чавалское проклятие висит.
— Да… — сказал Джаг. — Да, пожалуй, ты прав.
Джаг молча двинулся прочь ничего не говоря. В руке он сжимал монету. Шершавую с одной стороны и очень гладкую с другой.
Еб меня… — только и думал он.