— ДА! — ревела команда. — Да! Хрен вам, авантийцы! Не достанете! Кишка тонка!
Джаг поднял подзорную трубу, оглядел линкор. Моряки сновали по вантам, перекидывали паруса для разворота. Джаг уже собирался убрать трубу и вздохнуть с облегчением, когда заметил на носу линкора черную фигуру.
Он пригляделся. Это был рослый мужик, весь в черном, воротник закрывает щеки, а треуголка надвинута на самые глаза. Он смотрел на Джага без трубы. При взгляде на него что-то словно зародилось в груди и кольнуло сердце. Но Джаг так и не понял, что.
Лишь, неясно, почему, сунул руку в карман и потрогал монету.
Линкор и вправду разворачивался на север. Не хотел идти в тяжелую воду. В ней думать нужно не о погоне, а о выживании. Джаг сделал свою ставку. Авантиец спасовал.
Вот и все.
Надеюсь, это все на сегодня, подумал Джаг, внезапно ощутив усталость.
— Тяжелая вода по курсу!
Ну да, вспомнил Джаг. Осталось это.
— Связать паруса, всем держаться, приготовиться к удару. Вы знаете, что делать, господа пираты.
Под спущенными парусами корабль сбавил скорость и на границе раздела вод начал мягко проваливаться в блестящую черную гладь.
Радость команды медленно улетучивалась. Многие из них знали, что такое — оказаться в тяжелой воде.
И самые быстрые уже успели задуматься, что, может быть, им не так повезло, как казалось пару минут назад.
11. В море становится тесно
Где-то в Море Цепей
Закончив отливать, Джаг подтянул штаны, завязал шнурки на ширинке, затянул ремень на поясе и сплюнул за борт. Так работали нужники на всех кораблях на свете. Море — не суша, все примет. Потому справляли нужду моряки таким вот способом — прямо за борт. С легкой никаких сложностей — встал к фальшборту и поливай море-океан. Для тяжелой — есть на каждом корабле специальное приспособление под названием «гальюн», которое моряки не любили за одну его неприятную особенность — сидя на нем и размышляя о жизни, можно легко оказаться в море.
Гальюн находился под бушпритом, на открытом воздухе. Может смыть волной, если не держаться за канаты, может даже сдуть внезапным порывом ветра. А оказываться за бортом обычно верная смерть.
К тому же, когда на десятки километров вокруг тяжелая вода.
Это все усложняло. Если упал за борт в обычной воде — смерть. То в тяжелой — вдвойне. Чтобы выплыть из нее, нужно быть отличным пловцом, да и этого будет мало. Джагу довелось раз в жизни побарахтаться в черном пятне, и повторять он не собирался.
Гребешь, а она не загребается. Словно масло, огибает твои руки и ноги, и от нее почти не отталкиваешься. Пытаешься держаться на поверхности, и все равно тонешь. Если не шевелиться, то просто уйдешь на дно. Потому как плотность ее и ахедронова сила в ней ниже, чем в обычной. Когда шевелишься, то ты на поверхности. Но любой человек когда-то устает. И тогда все. На прием к владыке морей.
Потому моряки побаивались ходить на гальюн. И это влекло за собой последствия. Вчера Джаг обнаружил говно в трюме. Почти половину мешка. Один человек не мог столько навалить за двое суток, что они в тяжелой воде. Срали группой.
Дело было гораздо сложнее, чем казалось на первый взгляд. Никто не признается, и этот случай необходимо расследовать чем быстрее, тем лучше. Ведь если закрыть на это глаза, скоро гады засрут весь корабль! К несчастью, круг подозреваемых включал всю команду, а это — сто пятьдесят с лишним человек. И Джаг решил заранее не исключать никого, даже самых, казалось бы, храбрых и смелых.
Перво-наперво, поразмыслив в своей койке, Джаг набросал список тех людей, кого точно видел на гальюне со времени входа в пятно — этих вычеркнуть сразу. Достаточно смелые, чтобы опорожниться по-человечески, а не срать тайком в трюме как крысы.
Из них Джаг решил составить временный комитет расследователей. В него вошли Борво Глазастый, Атаульф Тяжелый (в этих людях Джаг почти не сомневался), а также Сурбалла Бесстыжая (в этой козлице Джаг не сомневался никогда). Прозвище пришлось ей как нельзя в цвет, эта негритянка вообще не ведала стыда и легко шла на гальюн в окружении десятков мужиков на палубе. На нее уже и не глядели — признали за свою.
Этим людям Джаг сообщил детали ситуации. В свою каюту не звал, чтобы не вызвать лишних подозрений у затаившейся банды засранцев. Вместо этого, подошел сам к каждому и изложил суть дела. Каждый из названных был возмущен происходящим, уговаривать заняться расследованием никого не пришлось.
К утру следующего дня у Джага имелся отчет. Более половины моряков было вычеркнуто из списка.
Кроме того, Джаг все же решил сделать разумное исключение для некоторых членов команды.
Гаскар Монтильё был вычеркнут из списка подозреваемых. Он все еще не отошел от бандитского яда, валялся в своем гамаке на жилой палубе, ходил с палкой, как Джаг, а то и с помощниками. Нужды справлял в ведро, но и сам за собой выносил, даже ведро мыл, спустив в море на веревке. Этот лис имел понятия о чести и самоуважении.
Также, из под подозрения выпала Марна, Таша и еще несколько негритянок. Они организовали дамскую уборную в крохотном закутке в носу корабля на третьей палубе. Об этом рассказал Джагу Атаульф — он засек там одну из негритянок и деликатно (это значит — не избивая) допросил, а также осмотрел все. К счастью, случай был выдающийся — уборная, пусть и обустроенная в тайне, была чище многих других помещений судна. Там было ведро, которое плотно запиралось крышкой, чтобы не шла на палубу вонь, а полы мылись каждый день — это Джаг узнал уже из личной беседы с Марной.
Что поделать, думал Джаг. Все таки, без стыда баба — не баба, даже черномазая. Исключение составит разве что Бесстыжая. Но она — отдельный разговор.
Соловья засекли на гальюне на закате, когда еще не зашло солнце. Сидел и мурлыкал себе под нос какую-то моряцкую песню. Чуть позже на благородном сиденье также побывал Ваба, а за ним — Мубаса.
Сурбалла рассказала, что Кехт Грот был на гальюне уже в сумерках и несколько его человек посещали трон в течение дня. А поздно ночью в отхожее место наведался и идальго.
Из личного опыта, а также из одной умной книги Джаг твердо знал, что цепочка превращения еды в дерьмо у человека длится обычно несколько часов, но можно терпеть и сутки, и даже двое — зависит от того, чего и сколько есть. Но каждому нужно по нужде в разное время. Иногда к гальюну собиралась очередь, чаще приходили по одному, большую часть времени не было никого.
В ходе расследования Джагу и его комитету удалось вычеркнуть из круга подозреваемых почти всю команду. Велев обождать еще сутки и наблюдать, не появится ли кто из оставшихся на отхожем месте, чтобы быть уверенным на сто процентов, Джаг отмел еще двух подозреваемых — моряков из людей Кехта.
Итог на нынешний день был таков: пять негров не были на гальюне двое суток.
Все пятеро стояли сейчас на палубе, а позади каждого стоял человек с оголенным мечом. Джаг не звал народ специально — вся команда собралась сама собой.
Он прошел два шага к ним, покачивая рукой на рукоятке меча в ножнах и сильнее нужного ударяя палкой в пол. Остановился перед ними, и заорал на них что было сил, не обращая внимания на закипающую от каждого звука боль в ребрах.
— Засранцы! Говнюки!
Пятерка негров заголосила наперебой, глядя на Джага одуревшими от страха глазами. Разбираться тут не было нужды — они сами выдали себя в первые секунды, когда их взяли под стражу. Конечно, Джаг немного поспособствовал этому — рассказы о протягивании под килем и подвешивании за ноги и о том, что случается с протащенными и подвешенными, мало кого оставят равнодушным. Сомнений не было еще и до этого — что за человек может не гадить двое суток? Но теперь их и быть не могло.
— Разве этому я вас учил, гады?! Разве этому вас учил рабский трюм?! Разве вам нравилось там жить в окружении вони и дерьма?! Борво, принеси мешок с дерьмом.
В толпе хохотнули. Борво с Атаульфом, кривя морды, подтащили злосчастный мешок, и бросили перед пятеркой негров.