Джаг не сразу понял, что привлекло его внимание. Среди улюлюканья моряков и солдат компании было не так то просто вычленить и осмыслить отдельный возглас. Но он повторился. И снова. И снова. Не смысл, а, скорее, интонации заставили сосредоточиться и услышать, что кричат.
— Капитан!..
Голос пронзительный из-за ноток паники.
— Капитан! Это тяжелая вода!..
Повторяет одно и то же много раз, пытаясь перекричать громкую толпу, занятую вешаньем пиратов.
— Капитан! Прямо по курсу! Тяжелая вода!
И в конце концов, когда ты в панике, ты можешь оказаться достаточно громким, чтобы быть услышанным.
Джаг видел, как расширяются глаза коммодора.
— Какого…
Коммодор Коридвен не успел даже закончить фразу. Зато Джаг за этот короткий промежуток времени успел многое. Сначала он понял, что ему нужно не дать себя связать. Он рванул руки в стороны, не дав солдатам затянуть узлы. После — надо было любой ценой выбраться из петли. Ее уже накинули ему на шею, и Джаг рухнул на колени, повиснув на ней. Петля была еще не затянута, и обдирая лицо и шею о грубую пеньку, Джаг все же выскользнул из смертельного захвата, и со всей силы вжался в пол.
Еще он понял, что сейчас все резко поменяется.
Миг, другой. И Джаг почувствовал это — как его вдруг прижимает к полу, а корабль кренится на нос. А еще через мгновение — отдача от резкой остановки — как он на долю секунды оказывается в свободном парении, а потом снова встречает лицом и телом выщербленные доски палубы. То же самое сейчас произошло по всему судну, на всех палубах в каждой каюте и на каждом посту.
На один миг все, кто стоял ближе к носу корабля, оказались в воздухе, а те, кто на корме, попадали навзничь, потому что палуба под ними, двигавшаяся ранее с той же скоростью, что и все они, вдруг резко затормозила, а корабль зарылся носом. Все, кто стоял, полетели кто куда, их оторвало от палубы, подняло в воздух и разбросало. С носа, глубоко ковырнувшего поверхность моря, палубу окатило плотным градом крупных соленых брызг, сквозь шум воды были слышны крики сбитых с ног и удаляющиеся вопли тех, кому не повезло стоять ближе к бортам.
Все эти несчастья касались большей частью только команды работоргового судна. Только им, да горстке пиратов, приведенных к виселицам, сейчас было позволено стоять на ногах. Им же от этого было хуже всех. Не считая того, что и так истрепанные силы работорговцев и солдат компании в одно мгновение поредели на несколько мечей за счет тех, кто в момент столкновения улетел в море, все на этом корабле — и рабы, и пираты, и его хозяева, сейчас, внезапно, оказались в равном положении — все валялись на полу.
Джаг приподнялся на руках и окинул взглядом побоище, в которое превратилась палуба. Рваный хор из стонов раненных и покалеченных вновь установился над кораблем и набирал силу. Меньше всего пострадали пленники — их тоже тряхнуло вместе со всеми, но они сидели на заду, падать им было невысоко. Солдатам и морякам пришлось гораздо хуже — падая, они ломали ноги, руки, кто-то, надеялся Джаг, и шею свернул.
Впрочем, не всем пленникам повезло одинаково: один из пиратов, которого вывели вешать вместе с Джагом, все же сплясал последний танец. Зрелище было довольно странным. Покойник в такт покачиванию корабля волочился по полу задом, но шея его была в петле, так, что туловище наполовину висело. Его еще даже не загнали на бочку, не натянули веревку, и ее хватало чтобы даже присесть на корточки. Но во время удара его дернуло с такой силой, что петлей переломило шейные позвонки. Джага передернуло от вонзившейся в сознание мысли, что не выберись он вовремя из петли, сейчас повешенных было бы двое.
Кое-где с палубы стали подниматься те, кому посчастливилось отделаться синяками, и Джаг удивился, как же их мало. Он видел всего три или четыре фигуры солдат и моряков, и даже они шли с трудом, хромая, держась за бока и ушибленные головы.
В это время, снизу, из под грот-мачты, послышались первые звуки борьбы. Нежданно негаданно восстание на корабле получило второе дыхание, и на этот раз все было решено наперед. Пираты очухались первыми, и, судя по звукам, принялись добивать своих сбитых с ног надзирателей. За ними, во второй раз дорвавшиеся до свободы, заголосили, как проклятые, мятежные негры.
Джаг поднялся на четвереньки, прислушался к голосу своего тела — ушибы начинали гудеть тупой сковывающей болью. Все-таки, его тоже хорошо приложило о палубу. Но зато все кости были целы, он мог ходить и даже, наверное, драться.
Сделав несколько шагов, Джаг убедился — по сравнению с теми ходячими полутрупами солдат компании и моряков-работорговцев, что брели по палубе ему навстречу, на каждом шагу мыча от боли и повисая на снастях, он был вполне боеспособен. На глаза попался труп солдата. Джаг вытащил у него из ножен клинок — длинный клиновидный Гаддирский палаш, и тут же ткнул в спину слабо стонавшего соседа покойника — моряка работорговца.
Тот замычал, а потом хрипло вдохнул. Из раны на спине пошли красные пузыри — значит пробито легкое. Джаг оставил его подыхать, а сам двинулся к лестнице на шкафут. Из прошлой драки он хорошо уяснил одну вещь: в одиночку восстания не делаются. Нужно срочно найти союзников, и все подходящие кандидаты должны были находиться там, под грот-мачтой.
Ему навстречу брели двое солдат друг за другом. Они еле держались на ногах. Джаг легко отвел плохо нацеленный отчаянный выпад, и вонзил меч в брюхо солдату, после чего выдернул клинок, и отпихнул врага с дороги.
Второй замахнулся сверху двумя руками, Джаг мягким блоком отвел клинок врага в сторону и уже сам замахнулся для верхнего удара. Он рубанул наискосок, сверху вниз, добавляя себе силы второй рукой, и лезвие на целую ладонь вошло между плечом и шеей, перерубая ключицу.
Выдернув клинок из мертвого тела, Джаг отпихнул его в сторону. Ему навстречу со второй палубы взбегали по лестнице черные со связанными перед собой руками. В суматохе и на радостях от второго за день освобождения, они его не заметили, да и Джаг не сразу обратил на них внимание, так что столкнулись они практически нос к носу.
Увидев его, в крови, с мечом наголо, негры сначала попятились. Но кто-то наблюдательный быстро растолковал остальным на своем бубнящем наречии, что конкретно этого белого не стоит сразу записывать во враги. Некоторые рабы узнали Джага — он же сидел вместе с ними под прицелами охраны, а до этого — целый месяц провел с некоторыми из них в трюме, хоть и не в самых прекрасных чувствах. Было видно, что их терзают сомнения насчет дружеских намерений белого человека. Джаг также не мог быть уверенным, что эти черные не воткнут ему топор в спину, сразу как освободят руки. Но времени было очень мало, а на выяснение отношений его не было вовсе.
Он схватил самого ближнего негра за руку, притянул к себе и перерезал путы на его запястьях, после чего толкнул в плечо, пропуская мимо себя.
Другие рабы, не мешкая, потянули к нему связанные руки. Джаг принялся резать путы, притягивая к себе рабов по одному.
— Всем найти оружие! — рявкнул он, отправляя в дело нового освобожденного негра увесистым хлопком по плечу.
— Перебить всех, кроме пиратов! Каждого зарезать по два раза, а лучше по три!
Некоторые из тех рабов, что убежали, когда Джаг разрезал им путы, вернулись с найденными на палубе или снятыми с трупов мечами и принялись помогать освобождать товарищей. Работая вместе, за пару минут они освободили всех. Ватага нигеров расползлась по палубе, учиняя жестокую расправу над поверженными врагами. Те, кто мог сопротивляться, умерли легкой смертью. А вот тем, кто подняться не мог, пришлось хуже. Негры не спешили пронзать их мечами. Вместо этого они большими толпами забивали своих мучителей до смерти руками и ногами, и даже после того, как жертвы склеивали ласты, над ними продолжали изгаляться.
Те, кто говорит, что черные рождены от дьявола, в чем-то правы, думал Джаг, наблюдая за побоищем на палубе.