...... Утром случайно заглянул в витрину магазина деликатесов. За стеклом висел толстый копченый угорь, черный с небольшими крапинками, он был вылитый тот шнур от шторы в курортной гостинице!
- Неужели они убили антиквара угрем? Но зачем прибегать к столь изощренному способу? И где они взяли электрического угря?
Разыскав в редакции газеты Ташко, поделился своими соображениями.
- Еще, сообщал он, - при осмотре на теле антиквара обнаружились вмятины и царапины, причиненные тонким обручем из проволоки с шипами, обмотанным вокруг бедер. А хороший, "в теле", угорь дает разряд до 300 вольт.
Бодай-Холера рассказал, будто земля на самом деле плоская, полая, под ней живут доисторические ящеры, похожие на саламандр, только большие. Они хранят магические хрустальные кристаллы, в них видно все происходящее наверху. Пришлось отобрать флакон с морфием, запереть в шкаф на ключ и сказать, что если столько принимать порошка, не только ящерицы придут с хрустальными кристаллами, но и самые настоящие черти.
- Да они давно тут - обиделся он, разве не видишь? Вот, в углу сидит, пригорюнившись.....
7. Двести тысяч рублей .
Приехав в Лемберг именно тогда, когда российская разведка в Австро-Венгрии переживала трудные времена, я застал все ее бюрократические "прелести". Иногда мне даже казалось, будто не существует уже этой строгой, слаженной шпионской системы, а действуют наугад, по личной прихоти, разрозненные авантюристы вроде меня, и никто им не указ.
Агенты теряли секретные документы, игнорировали явки, напивались, дрались, попадали в полицию. Самые смирные и послушные из них могли в любую минуту сорваться с цепи и наделать глупостей, забыв даже об элементарнейшей осторожности. Мне все уши прожужжали, что нужно стараться соблюсти конфиденциальность, особенно следить за недосягаемостью своей переписки и безопасностью встреч. Увы!
Даже дипломаты и опытные военные разведчики не брезговали оставлять опаснейшие бумаги на столике в гостиничном номере, где их читала горничная-шпионка, отправляли конфиденциальные письма обычной почтой, зная, что их непременно вскроют, а то и потеряют. В миссиях и штабах свободно разгуливали сомнительные граждане с несколькими паспортами в кармане, но их приглашали на обеды или нанимали перепечатывать секретные донесения!
Мой куратор воспринимал это удивительно спокойно.
- Ни один вражеский лазутчик, - говори Бодай-Холера, - не принесет разведке такого вреда, какой она способна нанести себе сама из лучших побуждений!
Но мне все виделось катастрофично. Огромные средства уходили в песок, никто не мог уверенно сказать, потрачены ли они по смете или проиграны в ближайшем казино. Лживые отчеты, искаженные выводы аналитических записок с каждым годом все сильнее отдаляли Санкт-Петербург от Вены, мешая понять, что же на самом деле происходит в Дунайской монархии. Хотя был один министр со смешной фамилией Дурново, подавший Николаю II записку со своими прогнозами будущей войны.
- Ни в коем случае, - уверял Дурново, - Россия не должна пытаться присоединить Галицию. Если мы на это пойдем, можем потерять империю, а Галицию все равно невозможно будет удерживать.
Император оставил его записку без внимания.
..... Меня не учили быть разведчиком и, наверное, поэтому я им все-таки не стал. То, что написано в английских романах, радикально отличалось от сухой и скучной науки о разведке, азы которой успели преподать два генерала. Это как правила хорошего тона - выучить можно, следовать - нет!
Ценных указаний не давали. Разбирайся сам. Только дядя велел вести себя проще, естественней, аккуратно исполнять свои непосредственные обязанности.
- В остальном - даю тебе полную свободу. Трать деньги, у тебя они есть, влюбляйся, катайся на велосипеде. Неплохо бы продолжить прерванную учебу - специально выбрал Лемберг, там хороший университет. Зоологию, например, преподает профессор Бенедикт Дыбовский. Я знал его. В сибирской ссылке занялся изучением флоры и фауны дальних краев, собирал гербарий, чучела, скедеты. Увлекался этнографией. Описал быт камчадалов. Чудесный собеседник! Столько всего пережил!
- Дядя, а мне можно будет держать оружие? Студенты любят стрелять.
- Ну, если только дамский револьвер с инкрустированными "щечками" - усмехнулся дядя. - Да не бойся, он тебе вряд ли понадобится, заржавеет.
Не на смерть же я тебя посылаю! Отдохни, развейся. А в день, когда Австро-венгрия объявит России войну - бегом в консульство, хватай паспорт и на поезд.
Дядя мой был другой. Я - домосед. Не люблю никуда ездить. Авантюры - только в книжках. Он - наоборот: бывал на войне, объехал пол-Европы с ответствеными миссиями, рассказывать про которые еще не разрешалось. Воевал на Балканах. В одном сражении турок отхватил саблей трепещущие конские уши и верхушку дядиной войлочной шапки. Думаю, если б дяде было не под 70, он сам отправился бы в Лемберг. Вмето меня. И всех бы там очаровал, опутал, убедил не начинать войну. Я же - стеснялся и осторожничал даже дома. Что говорить про зарубежье...... Трус, барчук, недавний заика.
Когда был маленьким мальчиком и жил у бабушки, заграничная разведка представлялось мне чем-то романтическим. Переодевания, перестрелки, драки, безумная опасная любовь, героическая смерть или высокая награда. Но на самом деле в Лемберге у меня тянулась та же бесстрастная, обывательская канитель, что и раньше, в бабушкином имении. Томился от безделья. Первоначально от меня требовалось следить за настроениями, подмечать наиболее интереснее в разговорах и газетах, а затем переправлять в Петербург - выборочно, отчетами. Более серьезные задания - вербовку австрийских военных, например - мне еще не доверяли. Правда, намекали, что в дальнейшем предстояло внедриться в круг политизированной украинской профессуры, но на это требовалось время. Я должен был всем примелькаться, стать своим, галичанином, получить диплом, защитить диссертацию. Затем стали привлекать к составлению подробных аналитических записок. В этом трудном занятии помогал майору-аудитору Бодай-Холере. Он часто уезжал с проверками и не мог отвлекаться.
Через год порвал с разведкой. Она разочаровала меня, и я стал ей совершенно не нужен. Думаю, мне еще повезло. Многие российские агенты здесь предавали и предавались, попадали под трамвай, сходили с ума, спивались, впадали в дикое диссидентство, сбегали в Африку, вешались на галстуках и подтяжках. Верьте, не верьте, делалось все это из гуманных и патриотических соображений. Я хотел предотвратить надвигающуюся войну, выправить неверный внешнеполитический курс. Звучит наивно, но это так. Еще дома, когда старые генералы с утра до вечера накачивали меня невкусными порциями официальной политики, почувствовал себя не в своей тарелке. Но плясать отступного было уже поздно - боялся дяди. Скорчил мину и терпел. Помаленьку начинал догадываться, что со славянскими братьями не все так замечательно, как пишут, а международная политика России строится на фатальной ошибке, иначе она не была бы столь неудачной!