Здесь же, пожив на землях бывшего Галицко-Волынского княжества меньше полугода, сам достаточно быстро в этом разобрался. Почему-то в Петербурге сложилось мнение о русской Галиции и русском Львове, о мощной партии москвофилов, об их влиянии на народную жизнь. Приехав, я ничего подобного не застал. Это была уже не такая уж и крупная, расколотая, скандальная партия, над которой иронизировали львовские газеты. Может, несколько десятилетий тому назад многие галичане отдавали свои голоса депутатам-русофилам, искренне симпатизируя всему русскому - потому что знали о России только хорошее. Для них наша страна далека, а что далеко, то видится сказочно. Тогда еще эта партия не испортила свою репутацию бескорыстных защитников и народных просветителей. В убогих крестьянских избах хранились их манифесты под двойным дном старых сундуков. Но пролившийся однажды на москвофилов российский "золотой дождь" превртил их в таких же надменных панов. Вместо всеобщего блага отчетливо замаячил древний идол - золотой телец с изумрудными глазами. Ему теперь поклонялись "москвофилы".
Чем больше денег удавалось выклянчить, тем меньше оставалось иллюзий. Россия - не волшебная спасительница, а такая же империя, как и Австро-Венгрия, русский царь - такой же цесарь, только пишется сокращенно.
И как любая империя, Россия расширяет свои границы. Галиция нужна, потому что Карпаты - это путь к Балканам, а еще в Прикарпатье - нефть.....
Теперь все переменилось. Не было больше того наивного тяготения друг к другу. Галичане давно не доверяли тем, кому помогали в Петербурге.
У нас долго пытались не замечать, что российская политика по славянскому вопросу в Австро-Венгрии устарела. Сначала я старался донести эти простые истины до начальства. Мне не ответили, а потом отругали: пиши, что нам надо, а не что ты думаешь по этому поводу. Мы лучше тебя знаем, что творится в Лемберге, не вылезая из теплых кабинетов с видом на Неву.
Я обиделся - а как иначе! Тогда, со злости, внес в отчет явно вымышленные сведения, надеясь, что ложь сразу распознают и потребуют от меня в дальнейшем писать только правду, пусть даже не очень приятную.
Но прошла неделя, вторая, третья, мой обман не раскрывался.
Я удивился и выдумал еще парочку фантастических сообщений. Как же я врал! Какие глупые измышления предлагал под видом оперативных сводок! Наверное, из меня вышел бы недурной романист, может, даже новый Дюма-отец и сын в одном лице, если бы все эти бумаги не портила надпись "совершенно секретно". Из-за этого мою внешнеполитическую фантастику читали не тысячи восторженных поклонников, а один, максимум два человека, и то невнимательно пробегая усталыми зрачками.
- Чем все это кончится?! - думал я, лежа на кровати и грызя тыквенные семечки. Когда же меня разоблачат?! Ладно, сошло бы с рук один раз. Это можно списать на старческое упрямство, на бюрократическую тупость, на скудность ассигнований, в самом крайнем случае - на личную небрежность. Но систематически игнорировать важные сообщения - это уже измена, господа разведчики!
А что об этом думал мой дядя?
- Сам решай, - отлично помню его слова, - не жди, пока начальство чешет за ухом, рассуждая, надо или не надо в это ввязываться. Не грех и пренебречь одним параграфом, если ход истории на кону.
Равнодушно взирать на то, как хитрая австрийская агентура подталкивает твою родную страну к столкновениям, коих вполне можно избежать? Россия еще не готова была к войне, требовалось выхлопотать передышку. Несколько мирных лет, необходимых для перевооружения армии. И что вы думаете, мог сохранять спокойствие? Нет, нельзя было остаться в стороне. Я присягал. И хоть в клятве нет фразы "обязуюсь не делать глупостей, которые от меня потребует начальство", считал себя абсолютно правым. Предупреждать и пророчествовать - неблагодарное занятие. Усатые старички не слышали моих отчаянных воплей. Слишком глухи оказались их заросшие уши, слишком слепы глаза, слишком горький опыт начальственных окриков в плюшевых кабинетах довлел над ними. Они не смели поверить моим словам. Кошки-мышки продолжалась несколько месяцев.
Наконец, мне все донельзя надоело, я устал и решил выйти из игры. Но легко подумать - выйти, отказаться от взятых на себя обязательств. Ведь это, все-таки, предательство..... Смертная казнь или 15 лет каторжных работ.
Удерживало меня от рискованного шага еще и то, что в России жили: мой старый дядя, отчим, мачеха. Что могло грозить им, если развернется война, подумать страшно. Потерять свое безупречное реноме для них, зависящих от чужого мнения - настоящая высшая мера. Помнил, как страдала моя своевольная бабушка, когда из-за ее тяжбы со священником соседи перестали заезжать, являлся только старый атеист, учитель Чижиков, раскладывал пасьянс, занимал денег. Изгнание из провинциального "света" расстроило бабушку, она стала болеть и умерла. Я не хотел, чтобы на их сутулые плечи лег неподъемный крест родства с изменником.
Но в начале 1914 года открыл русскую газету, наткнулся на некролог. Умер мой дядя. Так все кончилось - быстро и глупо.
Я менялся, вернее, Лемберг менял меня. Превращал в интригана, эгоиста и неряху. Дома я был совсем другим. В гимназии меня всегда отмечали за особое усердие. Был почти что паинькой. Уроки заранее готовил. Приду, ранец брошу, пообедаю и скорей зубрить. За окном мальчишки бегают, снежками кидаются, я голову от учебника не поднимаю, чтобы не соблазниться. Зато потом, когда поздно вечером мои товарищи спохватывались и усталые, садились за учебники, ничего уже не соображая, мог книжку почитать, помечтать в кресле, на кухню сбегать, или к дедушке попроситься, посмотреть, как он трубку курит. В последние годы дедушка много курил, и дым был какой-то необычный, сладковатый. В Лемберге узнал, что это - индийская травка.