- Лучше дремучего русского попа?- продолжил я. - Сомнительно. Пословица гласит, что своя рубашка ближе к телу. Интеллигенцию с ее метаниями ненадолго увлечь Унией можно, но народ скорее разуверится вообще, чем перейдет куда-нибудь еще. Это издалека удобно рисовать воздушные замки - освобожденная Россия, обновленная церковь. А я отлично знаю - только не допытывайтесь, откуда - что это чепуха. Секретная миссия Шептицкого в России подтвердила: твердой почвы у этой фантазии нет. На песке - или, что более подходяще, на болоте - не строят.
- Но смотрите дальше - говорил Левик, - до высылки митрополита эти конфликты не всплывали наружу столь откровенно. Теперь же бульдоги вылезли из-под ковра, сцепились открыто, шерсть летит клочьями, значит.....
- Скоро кого-нибудь вынесут? - завершил я мысль историка.
- Скоро - согласился он.
Но Левик не мог объяснить мне главного. кто этот неуловимый "крот"?!
- Вы еще подумайте, как так вышло, что глубоко спрятанные в стенных нишах письма и бумаги митрополита обнаружили русские - в огромной резиденции, где они никогда раньше не бывали?
15. Последние розенкрейцеры и птичка.
Когда-то, очень давно, на территории нынешнего королевства Галиции и Лодомерии, - напоминал студентам профессор зоологии Бенедикт Дыбовский, - было море. Плавали в нем разные двоякодышащие ископаемые рыбины, поднимались подышать свежим воздухом гигантские черепахи и зверозубые ящеры с гибкими змеиными шеями. Потом море высохло, застыв выпаренными соляными пластами, слежался и окаменел морской песок, а затем полилась горячая, словно расплавленный шоколад, буро-алая лава, застыла и превратилась в землю. Куда девались рыбины, черепахи и ящеры, никто не знал. Может, уплыли, а может, взяли и вымерли с горя. Пара ящеров, конечно же, спаслась, перебравшись в холодное горное озеро, и потомство их еще долго обитало в подводных карпатских пещерах, пугая любознательных путешественников.
Такой же седой древностью, как древние моря с ископаемыми чудищами, казалось мне существование в Лемберге чернокнижников, алхимиков, розенкрейцеров и масонов. Совсем не верилось, будто в прогрессивном 20 веке остались еще тайные братства, проводятся странные ритуалы и свершаются дорогостоящие алхимические опыты.
- Ладно, век 17, 18-й - рассуждал я на досуге, - или первая половина 19-го, на худой конец. Тогда еще жили отдельные чудаки, именовавшие себя адептами ложи распростертого пеликана! Но чтобы теперь, в 1917 году, приписывать им огромную власть? Для этого нужно быть решительно сумасшедшим. А я не псих. Меня уже выпустили из Кульпаркива. Но я жестоко заблуждался. Жили в старом городе Львове последние розенкрейцеры, упрямцы, не присоединившиеся к монашескому ордену студитов.
И стоял розенкрейцер со мной в одной очереди в булочную, держа под мышкой маленькую, сухую, почерневшую от древности, черепаху.
- Нет, пани, - услышал я за спиной чей-то неспешный разговор, - уверяю вас, это самка, и зовут ее Клара. Она очень стара. Еще моя бабушка игралась с ней, когда была маленькой.
- О ком они? О собачке? Но собаки долго не живут
Но тут же, словно уловив мое недоумение, собеседники в хлебном "хвосте" ответили на этот вопрос.
- Черепахи могут жить очень долго. Лет 300. Клару изволили гладить по панцирю сам император Наполеон, останавливаясь в отеле "Жорж".
- Сдалась им эта ветхая черепаха! - злился я. - Не переношу пустопорожнего трёпа. Так бы и ушел, если б незнакомцы случайно не обмолвились про Феникса. Сначала решил, что это прозвище какой-нибудь знакомой, любящей наряжаться и бессмысленно прожигающей чужие состояния. В Лемберге навалом таких особ. Да кто сказал, будто Феникс - это дама? Феникс - это птица. И она жила в круглой клетке из медных прутьев, подвешенной к потолку одной темной, бедной мансарды на Замарстынове.
..... - Ку! Я принес тебе немного проса - радостно крикнул высокий бледный человек в сером плаще, раскрывая в прихожей слипшийся зонт.
Феникс откликнулся клекотом, напоминавшим стон приболевшей скопы или другого не слишком крупного хищника.
- Овес стал дорог, его не достать. А вот проса еще немножко осталось у лавочников - словно извиняясь перед сказочной птицей, произнес мужчина.
Пора представить его. Это был последний настоящий розенкрейцер, в миру - скромный приказчик писчебумажного магазинчика, доктор Алоиз Вайсель, львовский немец. Приставку "доктор" к своему имени он получил за то, что имел университетский медицинский диплом, но никогда не практиковал. Герр Алоиз боялся родов, разрезов, сифилитических язв и даже вшей.
А потому предпочел подавать записные книжки, школьные тетради и наборы для писем, глупо улыбаясь и стукаясь лбом о потолок.
Откуда, из какого века, объявился этот Алоиз Вайсель, держатель Феникса и черной черепахи Клары? Что делал он на глиняных горах? И откуда у него Феникс? Птица эта была прожорлива, обладала скверным характером, беспрестанно ругалась, щелкала клювом о клетку, стучала когтями, чесалась, пачкала и рвала обои, клевалась. Если бы сам Алоиз не верил, что перед ним - настоящий Феникс, он, не раздумывая, сварил бы из нее суп. Но суп из Феникса - блюдо, недоступное даже королям. Съесть вещую птицу, хранившую тайну вечной жизни - это уж очень глупо.
Потому приказчик возился с птицей, словно с ребенком, угождая и прощая все шалости. Он не заставлял Феникса лизать ком окаменевшей соли, хотя именно этот способ рекомендовали ему знакомые алхимики. Не выщипывал перья, не умолял показать выигрышные карты или счастливые номера лотереи. Алоиз никак не эксплуатировал Феникса. Даже не показывал его за деньги, не сдавал напрокат, хотя вполне мог.
- Дурак я, что ли, Феникса показывать? - бурчал он в ответ на упреки в бесполезности птицы. - Украдут! Пусть лучше у меня в темной комнате сидит. Авось добьюсь от нее рецепта..... Или яйцо снесет.
Нестись Феникс, кажется, мог, если б захотел - он был двуполый. Внешне это странное создание выглядело очаровательно. Перья Феникс украл у зимородка, блистая зеленоватыми переливами бирюзового и оранжевого цветов. Тонкие ноги цапли и шея аиста сочетались с зубастым клювом, большим черным глазом, больше уместным для ископаемого птеродактиля или археоптерикса, но никак не для современной птицы. Мелкие зубки и острые коготки придавали ему хищный облик, но Феникс редко вгрызался в живую плоть. Он предпочитал поджаренные кукурузные зёрна, овес и миндаль, вымоченный в меду. Сыпали же Фениксу в блюдечко всякую гадость - просо, гречневую сечу, некачественное ячменное зерно, пшенку и даже подсолнечные семейки, пропахшие мышами.