Тыквенная магия
Глава 1
Дерек терпеть не мог тыкву.
В детстве, после подвального сиротства он попал к опекунам, которые были безумными поклонниками этого яркого дара природы. Господин Фрумерт выращивал тыквы на огороде, заботясь о них, как о родных детях, и выписывая из Лекии лучшие удобрения. Госпожа Фрумерт знала не меньше тысячи блюд из тыквы и готовила их каждый день.
Дерека тошнило от самого вида тыквы, но он сдерживался. Попробуй возмутиться, сразу же услышишь о том, что “тебя, неблагодарного выродка, вынули из подвалов, где ты крыс жрал, а ты, дрянь такая, теперь от благородной еды харю воротишь?” Обычно такие высказывания сопровождались поркой, а в порке приемный отец был таким же старательным и вдумчивым, как в огородничестве. При первой же возможности Дерек покинул гостеприимный дом Фрумертов, отправился на учебу в инквизицию, а обитатели общежития имели дело с тыквой только во Всесвятную неделю, когда из нее вырезали фонари.
А вот это Дерек как раз любил. Вонзая нож в очередную тыкву, он представлял, что расправляется с каким-нибудь злым духом из тех, что заставляет гнить магию, которая наполняет каждого. Фонари у него получались всем на зависть – с оскаленными пастями, злобными прорезями глаз, они казались живыми. Тронь – отгрызут пальцы.
Еще одним удовольствием было дать по ним пинка, когда Всесвятная неделя подходила к концу. Перед этим было принято погладить тыкву, чтобы весь год не покидала удача.
– Милорд?
Дерек вынырнул из размышлений и обнаружил две вещи: он успел вырезать из тыквы замечательный фонарь, а дворецкий протягивает ему поднос с письмом.
– Вам сообщение от руководства, милорд.
Дерек кивнул, вскрыл конверт и прочел официальное послание на гербовой бумаге: душеприказчик господина Сандерсона из поселка Аунтвен просит инквизицию прислать лучшего специалиста для оценки душевного состояния девицы Сандерсон. Есть подозрения, что она является злонамеренной ведьмой, в связи с чем не может вступить в наследство.
На обороте конверта красовалась карандашная запись, оставленная начальником, господином Гверцем: он советовал браться за дело, не медля.
От юридического канцелярита у Дерека заныли зубы. Он отложил нож на стол, приказал дворецкому собрать вещи для поездки и со вздохом уставился в окно, на облетающее рыжье листвы в соседнем парке.
Понедельник – тяжелый день, особенно осенью. А если ты посвятил свою жизнь охоте на ведьм, то для тебя понедельник тяжелее вдвойне.
Ведьмы как правило живут и действуют в провинции, в отдаленных глухих уголках. И теперь Дереку надо было ехать как раз в такой уголок.
Всесвятная неделя – время осенних каникул. Чиновники, клерки, дворяне и мещане разъезжаются из городов в деревни: провести последние недели золотой осени на природе, с яблочными пирогами, наливками и запеченным гусем. В это время открываются ворота между мирами, выпуская ту тьму, которая наполняет души ведьм, ускоряя их гниение и увеличивая силы. Поэтому у инквизиции нет каникул – коллеги Дерека несут службу в усиленном режиме.
Почему-то ему казалось, что это дело будет сложным. Сложным, дрянным и заковыристым.
Впрочем, Дерек уже привык к тому, что других дел у него не бывает.
Поезд довез его до Пропольских земель, там пришлось пересесть на дилижанс, который в полдень следующего дня высадил Дерека у громадного камня на перекрестке. Возница вытер нос рукавом и махнул плетью куда-то вправо:
– Вон, милорд, вам туда. Денек сегодня сухой, за пару часов дотопаете.
Денек и правда выдался изумительный: солнечный, свежий, наполненный горьковатыми запахами травы, пыли и облетающих листьев. Но приятная прогулка закончилась буквально через полчаса, когда Дерек увидел, как из-за холма прямо на него вываливается уродливая гусеница толпы.
Толпа орала. Толпа истекала яростью, возбуждением и гневом. Среди воплей слышался острый режущий свист плети – когда он раздавался, то крики людей усиливались, сливаясь с ним в отвратительный хор.
Дерек остановился, поправил рюкзак на плечах и приготовил к броску сразу дюжину метательных ножей.
Он узнал этот отвратительный обряд, который назывался выгон – женщину, которая в чем-то провинилась, запрягали в телегу и, охаживая плеткой, изгоняли из поселка. Эта несчастная, которая волокла телегу, явно делала последние шаги. Еще немного, и свалится в пыль.
Дерек всмотрелся в ее лицо – с тонкими чертами, будто вылепленными великим скульптором, сейчас оно было маской невыразимого страдания. Зеленые глаза казались омутами боли, каштановые волосы с рыжим оттенком свалялись комом. Сорочка превратилась в лохмотья.