— Это осколок старого мира, идиот! В нем больше силы, чем в чем либо еще, и он точно действенный, слово аса! С чего ты вдруг перестал верить в него?
— Не знаю.
— А должен бы!
— Зачем?
Тогда воин рыкнул и отскочил в сторону. Глаза его полыхали, и он выхватил кинжал и с силой вогнал его в землю скупым броском, а второй послал в ближайший серый камень. Кинжал ударился рукоятью и отскочил.
Ирьиллин застыл, как громом пораженный.
Его кинжалы — чистая магия и верная сталь. Нет руки ловчее его рук. Но кинжал лежал на земле, тускло поблескивал и мелко подрагивал, успокаиваясь от удара, вместо того чтобы по самую рукоять торчать из камня.
Никакой ругани, проклятий и звериного шипения не хватило бы, чтобы выразить все, что поднялось из составляющего Ирьиллина Айбера Хаоса. Он был буквально в отчаянии. Это случалось с ним однажды в прошлом, но он об этом начисто позабыл, и теперь вдвойне был ошарашен. Вдобавок, возвращались воспоминания о том, прошлом разе, весьма печальном…
Лакс лежал за его спиной бесформенной грудой, уйдя глубоко в себя и свое равнодушие. Кинжал предательски блестел из травы. Во все стороны до самого горизонта была лишь выжженная трава, пыльная земля и однотонное серое небо. И ни дуновения ветерка. Исчезла даже дудочка, мурлыкавшая мелодию где-то вдалеке.
Воин там не был, и по объективным причинам не мог попасть, но он начал подозревать, что вот он, ад.
(«Ну привет» — оскалился он).
И что-то царапнуло его сознание. Травинка дернулась под дыханием ветра. Дрогнули тени в облаках.
— Эй, вьюноша, — ехидный шепот, запах сэндвичей, карамели и еще чего-то, вроде новых книг комиксов. На заднем плане мяукали голоса… the New Seekers?
И дальше другой голос, мальчишеский и живой, на диковатом языке ирландских путешественников:
— Он говорит, что не стоило этого делать, но… в общем, ты прозевал лазейку отсюда: где-то среди скелетов есть тот, кто поклонялся богу-трикстеру, найди его, и там будет ключ. И черт тебя побери, если ты что-нибудь понял, парень! — Дакей нервно усмехнулся, это было слышно даже сквозь миры.
— Угостишь меня выпивкой, — прошептал первый голос, — когда выберешься. Эй, красотка, а можно еще твоего прекрасного тыквенного пирога?..
Все зазвенело, зашипело, будто микрофон поднесли близко к электронике, и связь оборвалась. Ирьиллин взлетел, будто ошпаренный.
— Лакс, поднимайся, сейчас же! — заорал, принялся тормошить друга, трепать по щеке, заставляя открыть глаза, награждая все новыми и новыми тычками под ребра.
— Ну и кретин же ты…
— Поднимайся!
И они рыскали среди поля костей, и нашли нужные, потому что от будто бы тянуло теплом, стоило Ирьиллину Айберу закрыть глаза. Ключом оказался камешек с выбитой руной, и тот сжал его в руке и сгреб жреца, насколько удалось сделать это снизу вверх, в охапку — а потом…
А потом девчонка в коротеньком форменном платье взвизгнула и расплескала на фартук напитки с подноса. На ее бейджике значилось «Синди», на волосах, по цвету будто из чистого золота, была сделана химическая завивка, а огромные глаза были подведены голубым.
— Добро пожаловать в «Закусочную Лиззи и Патрика»! — тут же испуганно пискнула она, хлопая ресницами.
Двое путников, в пыли, грязи и налипшей на одежду жухлой траве, вывалились — она готова была поклясться! — будто из воздуха! Секунду назад их не было там, но вот они уже появились. Вдобавок, у того, что был пониже, под мышкой была зажата уж очень правдоподобная модель руки скелета, какие дети обожают повсюду рассовывать на Хэллоуин.
Малышка Лу подтолкнула Дакея локтем и сама деловито сняла с подноса Синди заказанное мороженое, тут же отправила большую ложку в рот, еще не донеся стеклянную вазочку до стола. Томми уткнулся лицом в ладони, уже задыхаясь от смеха, а Дакей поднял на официантку взгляд и пожал плечами, будто извиняясь.
Тут-то она и отмерла: быстро составила заказы на стол, смахнула с розового фартучка капли газировки, торопливо поправила прическу и:
— Принести вам что-нибудь, мальчики?
Какие бы странности не были у гостей закусочной, их нужно было обслуживать так, как учила старшая официантка — и потом, они, если побрить здоровяка и умыть того, что с рукой, были очень даже хорошенькие! Синди улыбнулась им широкой белозубой улыбкой.
— Можете пока подумать, а потом позвать меня, когда определитесь, идет?
— Спасибо, Синди, — на пару мгновений овладел собой Томми.
Лакс как раз прекратил дыхательную гимнастику, которой занимался с самого момента прыжка, разглядывание закусочной и вслушивание в музыку, какую-то странную и как будто выдернутую из ситкомов 80х. Подался вперед. Взглядом мазнул по мороженому Лу, которое явно приносило ей небывалое наслаждение. Гора разноцветной посыпки, взбитых сливок и шоколадной крошки наполовину перекочевала на ее щеки.
— Я как раз уже выбрал, Синди, — он улыбнулся и сам удивился, как легко, оказывается, было улыбаться. — Мороженое, как и ей.
— Такое же или наше фирменное, для настоящих смельчаков? — сияющая улыбка едва не слепила глаза.
Жрец хмыкнул.
— Для смельчаков, пожалуй. Доведем дело до конца. (Ирь тронул его за плечо). М?
— Это что, Abba? — сумрачно пробормотал воин, все еще полулежа на диване.
— Она самая. Самая настоящая Abba в закусочной, — охотно подтвердил Томми, встревая с какой-то нехорошо жизнерадостной ухмылочкой. — Проблемы?
— Ни одной. Это что, гребанные…
— Вот и твое мороженое, красавчик! — Синди выпорхнула откуда-то, все так же сияя. — Называется «Святой Грааль», и попробуй справиться с ним, а если сможешь — Америка не забудет своего героя! — и девушка сгрузила перед жрецом огромную, буквально самую гигантскую на свете порцию мороженого в бумажном ведерке, которая еще и добивала торчащими сверху вафлями, шоколадными трубочками, мармеладными червячками и радужной посыпкой. На ведерке и правда было написано округлым неоновым шрифтом: «Святой Грааль». За ним последовали голливудская улыбка и столовая ложка. — Желаю удачи!
Тишина рухнула, будто небо.
— Это что, гребанные восьмидесятые?
Лакс медленно зачерпнул мороженое и положил первую ложку в рот. Осторожно облизал ее, вслушиваясь в сладкий вкус. Потом повернулся к Ирьиллину.
— О да, гребанные восьмидесятые, — и отправил в рот еще мороженое. А потом еще.
Томми потянулся, улыбнулся, сощурившись и показав кончики клыков. Ни один сустав не хрустнул, только шуршала одежда.
— Это вроде моей шкатулки с секретом. Музыкальной шкатулки. Закусочная на окраине городка где-то в Америке, в хороших годах и с хорошей музыкой. Тихая, всегда такая, какой я ее оставил. Мне тут неизменно рады Синди и остальные, по вечерам бывают танцы, и городок так по-домашнему светится в темноте. Прихожу сюда иногда, когда устаю, что до меня пытаются дотронуться на счастье все встречные демоны, а виски теряет свой вкус, — он провел рукой по волосам, и те будто утратили полтона своей ясной рыжины. — «Закусочная Лиззи и Патрика», Abba, американская еда и телешоу…
Дакей и Лу о чем-то шептались, сидя рядом и касаясь друг друга плечами, склонив головы друг к дружке, и от них веяло родной Ирландией. Ирь нюхал воздух, Томми смотрел куда-то мимо него, окунувшись в воспоминания, а Лакс — Лакс неспеша, ложка за ложкой ел мороженое из Святого Грааля, то упиваясь его вкусом, то едва ли чувствуя что-нибудь. В голове у него было пусто. Он впервые за всю жизнь перестал быть жрецом, и стал просто человеком, который ищет и находит последнее спасение.
Крохотная оранжевая звездочка из топпинга застряла у него в бороде.
Из динамика, аккуратно стоящего на полочке, заиграла умирающая звезда The Kinks — Come Dancing, свеженький, еще пахнущий бумагой от упаковки новенькой виниловой пластинки.