Вернувшись к герру лейтенанту, я с сожалением доложил, что всё оружие, включая мой пистолет-пулемет, пребывает в состояние полного СХП, а пулемет, так и ММГ. И что деревянные имитаторы магазинов у меня в подсумках не превратились по мановению волшебной палочки в настоящие, причем полностью снаряженные.
Выслушав мой доклад, герр лейтенант с грустью в голосе сказал:
— Жаль, конечно. Но проверить надо было. Как люди?
На этом вопросе я остановился гораздо подробнее. К окончанию моего рассказа Новиков заметно повеселел.
— Хорошие новости! А ты сам-то как? Как настроение?
— Нормально, герр лейтенант. Только вот боюсь, если сильно с возвращением задержимся, мне жена дома такой скандал закатит! Думаю, что даже посещение гипермаркета с дальнейшим походом в ресторан, не в полной мере искупит мою вину!
Новиков хохотнул и повернулся к Куркову, который, как всегда, пусть на самую малость, но опередил меня с докладом:
— Значит взвод в относительном порядке. Учитывая обстоятельства, будем считать, что моральный дух солдат на высоте!
Внезапно глаза Новикова удивленно расширились, взгляд остекленел, а из горла раздался невнятный вскрик. Лишь через несколько секунд лицо герра лейтенанта приобрело осмысленное выражение. Он нервно сжал губы и молниеносным движением сорвал рацию с плечевого ремня сначала у меня, а потом и у Куркова.
— Для полного эффекта нам парашютов за спинами не хватает, — Новиков выключил рации и аккуратно опустил их на дно планшета. Свою же рацию герр лейтенант заботливо обернул носовым платком и положил в боковой карман кителя.
После этого Новиков распорядился спрятать в сухарные сумки все телефоны и убрать с глаз долой все современные предметы. В том числе приказал снять нательные кресты. Потом еще минут десять бегал вокруг продолжавшего размеренно шагать взвода, лично проверяя, не осталось ли у кого на виду современных вещей.
И лишь в третий раз, обойдя строй, Новиков успокоился, отцепил у меня от сухарки фляжку и от души напился. Метров пятьсот прошли без происшествий под нудное ворчание герра лейтенанта насчет нашего с Курковым идиотизма и полной непригодности в плане человеческого разума. Не обращая никого внимания на бормотание командира, я с интересом глазел по сторонам, рассматривал пшеничное поле, любовался синим небом, с плывущими по нему редкими облачками. Наслаждаясь пасторальным пейзажем, одновременно напряженно размышлял о том, как мы сюда попали и что теперь делать. Приятный ветерок нежно обдувал лицо, негромко шелестел в колосьях, и мне вдруг показалось, что всё это я уже неоднократно видел и ощущал. Хотя шел по пшеничному полю первый раз в жизни.
В середине строя возникла какая-то возня. Послышались громкие смешки и раздался весёлый голос Торопова:
— Мужики, тут Венцов спрашивает, где здесь туалет!
Взвод на секунду затаил дыхание и разразился оглушительным хохотом. Смеялись от души, до слёз. Я со всей силы лупил себя по бедру, подвывая на каждом шаге. Курков закрыв лицо ладонями, между приступами смеха исхитрялся коротко произнести: "Где туалет!" и снова начинал хохотать. Герр лейтенант вытирал одной рукой текущие ручьем по лицу слезы, второй как Кинг-Конг бил себя в грудь. Эта вакханалия продолжалась до тех пор, пока совершенно не замеченный нами небольшой тентованый грузовик не обогнал нас и не остановился на обочине метрах в десяти впереди. Смех моментально оборвался. Новиков поднял руку, и взвод замер на месте.
Правая дверь плавно отворилась, и на дорогу лихо выскочил невысокий, очень худощавый немец. Поправив пилотку, он подбежал к Новикову, ловко козырнул:
— Герр лейтенант, я обер-ефрейтор Вильгельм Кнох. Шестьсот шестьдесят шестая рота пропаганды! Разрешите обратиться?
Прежде чем ответить, Новиков на секунду повернулся ко мне, посмотрел в глаза, словно ища поддержку:
— Разрешаю, обер-ефрейтор.