Я заметил, что полог грузовика немного приподнялся. Кнох раскрыл планшет, вытащил из него несколько листов:
— Герр лейтенант, вы из какой дивизии?
Новиков безуспешно пытаясь скрыть волнение, ответил:
— Лейтенант Клаус Классен. Третий батальон, сто семнадцатого полка, сто одиннадцатой пехотной дивизии. Рад познакомиться. Чем могу быть полезен?
Обер-ефрейтор улыбнулся, он явно по-своему истолковал волнение Николая. Только сейчас я заметил лимонно-желтую окантовку погон и нарукавную ленту обер-ефрейтора с серебристой надписью на черном фоне "Рота пропаганды". Откинув полог, из грузовика вылезли два солдата, встали в сторонке, подслеповато щурясь от яркого солнца. С облегчением я увидел, что винтовки они с собой не прихватили.
Обер-ефрейтор взял один из листов, протянул его Новикову.
— Вот, герр лейтенант распоряжение командующего пятьдесят вторым корпусом генерала Ойгена Отта о максимально возможном содействии частей корпуса нашей роте.
Новиков взял документ, скользнул по нему взглядом:
— Я ранее читал это распоряжение в штабе батальона.
Пропагандист оживился, подошел вплотную к Николаю, доверительным тоном произнес:
— Вы куда сейчас направляетесь, герр лейтенант?
— По распоряжению командира роты, взвод должен прибыть к месту назначения к шестнадцати часам. Большего, увы, сказать не имею права.
Кнох взглянул на часы:
— Сейчас только семь часов! Много времени вы, герр лейтенант не потеряете. Тем более, я могу вас, потом подвезти на грузовике. Компенсировать, так сказать потерянное время.
Новиков удивленно посмотрел на обер-ефрейтора.
— Я не пойму чем мы вам можем помочь? У вас автомобиль поломался? Толкнуть надо?
Теперь настала очередь удивляться Кноху.
— Ну что вы, герр лейтенант! У меня важное задание: запечатлеть на кинопленку как наша доблестная пехота марширует по степи. Общие планы я снял. Теперь надо снять крупные. Я хотел задействовать для этого дела идущую позади вас колонну, но они как раз на отдых свернули, — произнеся эти слова, пропагандист непроизвольно скривился, но тут же его лицо приобрело доброжелательное выражение, и он очень любезным тоном продолжил. — Командир батальона, сказал, что его люди сильно устали после штурма Морозовска и посоветовал проехать вперед. Пойдемте, герр лейтенант, постоим в тени, а то солнце палит немилосердно! Сейчас я вам всё объясню.
Обер-ефрейтор взял Новикова под руку и что-то с жаром рассказывая, потащил к грузовику. Пока пропагандист вел в тени автомобиля задушевные беседы с Николаем, из кузова вылез еще один немец с нарукавной лентой роты пропаганды на рукаве. На груди у него болтался фотоаппарат в коричневом кожаном чехле. Немец внимательно нас рассматривал, пристально вглядываясь в лица. Особое внимание он уделил мне, Куркову и Дихтяренко. От столь явного внимания к моей скромной персоне у меня возникло огромное желание дать немчику в морду. О чем я незамедлительно и сообщил Куркову.
— Да, рожа у чувака наглая, а взгляд какой неприятный! — прошептал мне на ухо Михаил. — Словно он не рядовой пропагандист, а как минимум командир полка. Что они от нас хотят?
Я нервно пожал плечами.
— Посмотрим. Блин, Миша у меня от страха, похоже, живот свело!
— Тише, Хельмут! — сквозь зубы прошипел Курков. — Не дай, Бог немцы услышат. Стой лучше молча! И лицо попроще сделай.
Покинув спасительную тень, к взводу решительным шагом направился Кнох. За ним с крайне растерянным лицом семенил Николай.
— Взвод! Смирно! — голос Новикова немного дрожал от волнения. — Нам выпала большая честь. Сейчас парни из роты пропаганды проведут съёмки нашего взвода для кинохроники. Подробности сообщит обер-ефрейтор Кнох.
Рядом с Николаем встал пропагандист, за его спиной маячил немец с неприятным взглядом. Кнох с жаром обратился к нам:
— Солдаты! Само провидение устроило мне встречу с вами! Как только я услышал, ваш оглушительный смех, я понял, что нашел то, что так напряженно искал с самого утра!
Ваш взвод, отражает, словно в миниатюре весь наш Великий Рейх! Рабочие, крестьяне, студенты, вы живое олицетворение нашего духа! Словно легендарные тевтонские рыцари, вы высоко несёте знамя арийской нации…
Окаменев словно статуи, мы еще добрых пять минут слушали соловьиные трели пропагандиста. Может, конечно, на его современников подобная туфта и действовала в нужную сторону, но лично мне от его речи мучительно захотелось спать. Наконец Кнох заткнулся и вперед вышел другой немец с колючим взглядом. Он сухим, деловым языком проинструктировал нас, как нужно вести себя во время съёмок. Надо же! Сколько лет прошло, а всё то же самое: "На оператора не смотреть", "Не улыбаться". «Вести себя естественно».